Ячея

В сверкание дни наряжены.
Навстречу таёжный страж:
внезапно из-за коряжины
Володька встаёт Мураш.
В глубокой речной излучине
трубивший в коровий рог,
мосластый, смешной, веснушчатый
и крапчатый, как Ван Гог.
Володька с пищалкой-дудочкой.
Володька среди суков
на петлю короткой удочкой
имает

бурундуков.Пора объясниться знаками.
Но слышу с иных полей
ключей ледяное звяканье,
курлыканье журавлей.
Никак не могу насытиться.
Высматриваю в логу,
брусничники ископытивших
изюбря и кабаргу.

Как прежде торгуют шкурками

эвенк, орочон, якут.
И соболи с чернобурками
по смуглым плечам текут…
Коряги, как пальцы, скрючены.
Я крикну в пустую падь:
«Уже все зверьки приручены,
а звери ложатся спать».
Но вспомню,
мой друг,
растаяли
озера, и звезды лгут.
А соболи с горностаями
уже по тебе бегут.
Мне скорая встреча чается.
Но я не пойму пока
чем купол небес венчается,
где снеги, где облака.

«В сомненья…»

В сомненья,
в боли,
во всплески бессонниц,
в мир удивительный поэты пришли.
А саламандры
с кипящего Солнца
смотрели на них
как на протуберанцы Земли.

«В спелом яблоке червоточина…»

В спелом яблоке червоточина,
на округлости – след зубов…
Заплутавши во снах пощечина
осыпает кору с дубов.

Звон в ушах, на оси – вращение.

«Дед Пихто да цирк Шапито!»
Тишь, зардевшая от смущения…
«Ослепительная, за что?»

Понапрасну ножи наточены:

быть капустнице за сверчком…

Где-то рощах шумят пощечины,

я их в поле ловлю сачком.

Разговор сторожа с отроком, пикетирующим прошлое

– Расти, расти до полу, борода! Дым из ушей стелись до Сахалина! В строю ходил, но в стаде – никогда. И потому, шагай отсюда, глина… или побудь со мною, мальчуган. На грустной ноте песня у соловки: в утробе недр урчащий ураган, вот-вот сорвет с цепи боеголовки. В часах песок остывший захандрит, не сможет течь в отвалах високосных. Наступит час – земля заговорит, и полетят ракеты в дальний космос. И цель отыщет каждая – свою, далекий гром Создателя разбудит. И это вам не баюшки-баю.

– Проснешься ночью – и Луны не будет?

– Не смейся, дурень, тут мы все равны. Античный мастер понимает глину. Давным-давно уж нет моей страны. Я, старый воин, обхожу Руину. Горит огнем парадный аксельбант, мой сизый нос смеркается сквозь годы… Бросай в костер трескучий транспарант с кривой ухмылкой Статуи Свободы! Взгляни в бинокль: архангел Гавриил уже спешит к тебе на колеснице. Но не боись, я внукам сохранил в ракетной шахте огненные спицы. Знай: старым ранам долго заживать…

– Уйди, старик, ты смотришься нелепо. Мы очень скоро сможем зашивать и шар земной и траченое небо.