Яд иллюзий

 Разольется бальзамом на раненное сердце, утешит, как может лишь редкий товарищ. И главное – сколько бы ты его не пил – никогда не увидишь дна!

 Одиночество… путь к забвению.

 И все же мое одиночество в отдельных случаях очень многим отличалось от привычного, смиренного.

 Как в тот день.

   * * *

 Дрожа под пледом всем телом, как в гриппозной лихорадке, я стала прислушиваться к тишине… и она пугала меня!

 Настораживал каждый шорох за стенной перегородкой.

 Укрывшись с головой, и даже зажмурив глаза… я все равно видела перед глазами лицо с фотографии!

 Четкий овал, взгляд, каждая черточка – все равно что заученные наизусть. От чего это лицо кажется мне таким знакомым?

 Иногда встречаются лица, резко выпадающие из общей вереницы лиц.

  Достаточно поймать такое лицо мимолетно, и оно уже прочно и надолго засело в памяти, не ясно для чего и с какой целью. Долго можно потом примеривать его к именам своих старых знакомых, не находя ни одного верного варианта. В конце концов, разозлиться, приписывать лицу злонамеренность, дурное влияние, колдовскую силу, фатум. Либо объясняя все кармической памятью.

 Никто в действительности не знает, в чем загадка таких лиц. Их владельцы не всегда оказываются незаурядными натурами.

 Но, может, в тот момент мы просо видим там что-то свое…

 Что такого  узрела я в лице Мирославы Липки, еще не скоро предстояло отгадать. Однако рядом с ним я отчетливо ощущала накопившийся в моей душе вакуум.

 Последние два года я была скорее призраком, нежели человеком.

 В силу неизменных биологических рефлексов, я дышала, думала, эмоционировала. Но, если сравнить мое состояние с компьютерной программой – в меня внедрился особенный вирус, который хоть и не сгрыз все до основания, но восстановить всю утраченную информацию вряд ли теперь удастся.

 И в такие непозволительные для себя моменты я слишком остро понимала, что жизнь моя похожа на пустой сон, без сновидений. Я жила в криогенной камере. А в это время мир вокруг меня уверенно преображался, чередуя свои законы жестокости и выживания.

 В том мире находилась Мирослава Липка – одаренная девочка со сложной и загадочной судьбой.

 И в совершенно другой параллели – я – сомнамбула и затворница.

 * * *

 И вот он – определенно новый, страшный лик одиночества – в утонувшей в молчании гостиной; засветивший негативы моего блаженного, уединенного покоя, явивший химеру сумрачной тишины – пустую, беспомощную, полную холода и страха, сквозь которую в последней надежде стучался дождь!

 И, казалось, сама  смерть притаилась за ликом того одиночества…

 * * *

 Мне снился сон, что я дикий лесной зверь – злой и кровожадный оборотень.

 Я быстро перебирала мощными мохнатыми лапами, развивая сумасшедшую скорость, от чего лесная тропа, по которой я мчалась во весь опор, сливалась в длинную рябящую полосу.

 Цепляясь и ломая собою ветки, затаптывая прекрасные цветы и траву, я ловко лавировала меж деревьев, уверенно направляясь к своей цели.

 Я чувствовала жуткий голод – страшный волчий голод, который сверлил утробу, как свирепая язва, доставляя все больше мук и звериной ярости. Клыки стучали при беге, по ним густой струей тянулась пенистая слюна, брызгая от резких движений. Магнитные волны, огромная сила притяжения влекла меня…

 И вот, наконец, я у цели.

 Среди густых развесов старых деревьев неожиданно вырос сарай, словно склеенный из картона. Я остановилась перед ним, тяжело дыша широкой грудью, жадно глотая слюнную жвачку, намеренно не спеша рассматривая сарай, заглядывая в окна, изучая тонкую деревянную дверь, улавливая и поглощая большими влажными ноздрями зовущий сладкий запах.

 Рыскаю вокруг, нагнетая свою ярость, возбуждая аппетит, доводя себя до крайности, до невыносимой боли. И наслаждаюсь напряженной тишиной, затаенной там, за дверью…

 И только через какое-то время, отойдя от сарая чуть поодаль, прячусь в кустах и наконец даю себе решительную команду ВПЕРЕД! – и с треском, с одержимостью врываюсь в середину, снося двери лбом.

 Гигантские крысы размером с поросят разметаются в стороны, издавая непереносимый, высокочастотный визг, от чего я вскакиваю на дыбы от неконтролируемого бешенства, хватаю крыс клыками, раздираю извивающиеся тела на куски, чувствуя хруст костей, рвущуюся плоть и лопающуюся шкуру; ощущаю вкус крови – горячей и густой, вливающуюся в пасть, стекающей обильной струей по лохматой морде.

 Работаю быстро и точно – рву и полосую, выплевывая туши одну за другой.

 Никто не спрячется!

 Никто не сбежит!

 Нет спасения ни одной твари!

 Жертва осталась одна.

 Забилась в угол, сжалась, смотрела на меня обреченными потухшими пузырьками.

 Я неспешно приблизилась к ней, принюхалась… и сделала последний прыжок.

 Шерсть слиплась от крови, все вокруг забрызгано, на земле валялись разодранные тушки, крысиные морды, но было тихо и спокойно.

 Я чувствовала себя чертовски уставшей и довольной.

 Вскинув морду вверх, громко и протяжно завыла…

 В этот же миг яркая вспышка света показалась в большом окне сарая и ненадолго ослепила. Я услышала Голос, зовущий меня из леса, и сразу же почувствовала себя нежным ласковым щенком.