Яд минувшего

– Конечно, – выдавил из себя Дикон, – я больше не сержусь на Айрис.

– Я попрошу вашу сестру ответить тем же, – наклонила голову Катарина, – нас слишком мало для ненависти.

– Вы правы, сударыня, – голос Альдо напряженно зазвенел, – нас мало, и я прошу вас оказать нам одну услугу… Не скрою, мы очень на вас рассчитываем.

Катарина не ответила, лишь подняла глаза, голубые, как небо над старым аббатством.

– Сударыня, – повторил сюзерен, – не знаю, известно ли вам… Мы решили судить герцога Алва, и судить открыто. На совести этого человека множество преступлений, они не могут оставаться безнаказанными. Вы были свидетельницей его злодеяний, и вы уцелели. Мы просим вас встать на сторону обвинения.

– На сторону обвинения? – тихо переспросила Катари, сжав платок. – Нет.

– Поймите, – Альдо не удивился, он ждал чего-то подобного, – то, о чем мы просим, не оскорбит честь эории. Я знаю, вы восхищаетесь Беатрисой Борраска, бросившей обвинение своему мучителю. Ваше мужество, да простится мне такое слово по отношению к прекрасной женщине, успело стать легендой. Не бойтесь, скажите правду, этого требует справедливость. Этого требует память Окделлов, Эпинэ, ваших братьев.

– Я не боюсь. – Катари отбросила свой платок и встала. Губы ее дрожали. – Я не боюсь. И я не стану говорить!

– Закатные твари, почему?! – Сюзерен тоже вскочил, теперь мужчина и женщина стояли лицом к лицу. Святой Алан, он же все еще сидит!

– Почему вы не хотите сделать то, что велят справедливость и честь? – повторил свой вопрос сюзерен. – Неужели слухи о вашей любви к кэналлийцу правдивы? Простите, если я оскорбил вас.

Королева молча покачала головой, ее губы совсем побелели.

– Так почему же? – Сюзерен протянул руку, намереваясь усадить собеседницу в кресло, но Катари отступила.

– Потому что я знаю, что такое Багерлее, – просто сказала она, – а вы не знаете.

– При чем здесь это? – Альдо оглянулся, и Дик прочел во взгляде сюзерена недоумение. – Ричард, ты понимаешь, о чем речь?

– Нет. – Юноша и вправду не понимал. Катари не умеет лгать, и она не любит Ворона, не может любить!

– Видите, сударыня, – к королю вернулась его всегдашняя галантность, – герцог Окделл тоже не понимает. Мы умоляем объяснить нам ваше упорство.

Катарина судорожно вздохнула, тонкая рука метнулась к цепочке с эсперой.

– Меня должны были судить, – голубые глаза смотрели мимо короля, то ли в окно, то ли в глаза Создателю. – Манрики приходили к тем, кто знал меня… Так же, как вы ко мне. Они хотели того же – суда. Ваша сестра, герцог Окделл, сказала «нет». И госпожа Арамона с дочерью, и младшая Феншо… Как я могу сделать меньше них? Я не предам человека, который спас моего супруга ценой своей свободы, а теперь я вижу, что и жизни.

– Катари! – Как она может ставить свою жизнь вровень с жизнью Фердинанда?! – Катари, вспомни, что ты говорила о Вороне! О том, что он делал с тобой… Как ты можешь его защищать? Он…

– Ричард Окделл, – она почти шептала, но это было громче всех воплей Айрис, – стыдитесь! Ваше величество, я была откровенна с сыном Эгмонта. Я говорила с ним как с другом, доверившись чести Повелителей Скал. Я была королевой, он – сыном мятежника. Сейчас все изменилось: Ричард Окделл – друг вашего величества и цивильный комендант столицы… Я – жена узника Багерлее. Мне не место в столь блистательном обществе.

3

– Вы верите этим сказкам? – Марсель заставил себя пожать плечами и проглотить пару маслин. Завопи наследник от радости, папенька бы не понял, и потом, сплетня была слишком хороша, чтоб оказаться правдой. – Но, если Ворон топил «гусей» в Хексберг, кто рубил змея в Олларии?

Отец щедро полил острым маслом привезенный из Валмона мягкий сыр – другого он в дороге на памяти Марселя не ел.

– То, что произошло у эшафота, мог сделать лишь Алва, следовательно, это был он, но люди склонны принимать желаемое за действительное. Ракану придется доказывать, что Кэналлийский Ворон у него в руках. Узурпатор покажет пленника, по крайней мере, послам. Надеюсь, вы знаете, кто является дуайеном Посольской палаты?

– Ургот, – Ворон в Багерлее, а не в Хексберг, а ведь чуть было не поверилось. – Маркиз Габайру.

– Исключительно достойный человек, – кивнул родитель, смакуя сыр. – Я встречался с ним в юности. Тогда вся Оллария лежала у ножек Клотильды Дюмэль, а мы с Габайру и известным вам Бонифацием предпочитали лежать не у ножек, а между… Увы, Бонифаций променял Кло на совершенно никчемное создание, за что и поплатился. Как вы его нашли?

– Он… – Марсель замялся, подыскивая слова, – внушителен, хоть и не так, как вы.

– Он младше на четырнадцать лет, – наставительно произнес папенька. – Я написал о вас маркизу Габайру.

– Вы желаете, чтобы я отвез письмо?

– Разумеется, нет. Ведь я лишил вас наследства за дезертирство и переход в урготское подданство.

– Значит, я дезертировал? – деловито уточнил Марсель. – Что ж, я так и думал. Армия – пренеприятная вещь. Утренние вставания, отсутствие горячей воды, какие-то приказы… Я с трудом дотерпел до Урготеллы и понял, где мое место.