— А убивать, если что, нас будут вместе, между прочим. И что я скажу, когда меня пытать ребята Шкворня начнут? Вам проще — получил по ребрам, сломался, заплакал, сопли-слезы, то-се, вспомнил-выложил, что в голове было. И получил послабление, пулю там в лоб, или еще какой отпуск. А я? Спросят старшего лейтенанта Лютого, кто убил Серого, и что ответит старший лейтенант Лютый? Не знаю? А ему не поверят и будут старшего лейтенанта Лютого пытать. А я не люблю, когда меня пытают. Не пробовал, но не люблю. Я вообще не могу себе представить, как можно все это терпеть. Все эти героические подпольщики в застенках гестапо... Как можно терпеть, когда тебе иглы под ногти вгоняют? Как, скажите?! Я себе занозу загнал как-то — выл и на стену лез.
— Помню, — кивнул Руслан, не открывая глаз. — Весь детдом на ушах стоял, пока тебя ловили, а потом занозу вытаскивали, а потом йодом замазывали... Одно из самых сильных моих воспоминаний детства.
— Вот и я говорю — не выдержу. И что мне тогда прикажешь делать?
— А оно и к лучшему. Не знаешь — не выдашь. А если до разборки дойдет, то знаешь ты или не знаешь, а ничего поделать не сможешь.
— Понятно... — Богдан тяжело вздохнул и покосился на Капустяна, бесстрастно сидевшего за рулем. — А ты чего такой спокойный, дубина?
Капустян посмотрел на Лютого и улыбнулся своей детской улыбкой.
— Ты мне глазки не строй, ты мне скажи — какого ты такой спокойный? Ты-то здесь с какой стороны? Тебя ж послали следить и доносить. Ты с каких хренов на смерть собрался? Это у нас выбора нет, а у тебя...
— А у меня какой? — спокойно спросил Капустян.
— Как это? — даже опешил Богдан. — Все бросить, ломануться к отцу... Он же спрячет?
— Спрячет.
— Ну?
— И что дальше? Ему я как это объясню? Струсил? — Было видно, что Игорь искренне не понимает, как можно вот так просто струсить. — Как после этого жить? Мне отец...
— Веселый у тебя отец. — Богдан оглянулся на Руслана. — Вот ведь воспитал... Порол по субботам после бани?
— За дело — порол. Как же без этого?
— Исключительный случай! — восхитился Богдан. — Лучше умереть, чем пред ясны очи батьки предстать опозоренным! Так он внуков и не дождется. А что мать?
— А матери у меня нет, — ответил Капустян. — Я ее и не помню. Я до десяти лет и отца не знал, жил в деревне. А он то ли на Севере был, то ли еще где — я не спрашивал. Меня бабка воспитывала поначалу.
— У нас два часа, — напомнил Руслан. — Куда едем?
Мимо их машины прогрохотал трамвай. Автомобили, медленно ползущие по Пушкинской, сигналили друг другу и все норовили создать пробку.
— Пожрать, — сказал Богдан. — И студент, небось, хочет. Нет?
— Можно.
— В кабак?
— В дурак, — отрезал Руслан. — Поехали домой к Владу.
— А почему не к нам в общагу?
— Потому что к Владу. Поедим, обсушимся. У нас целый час выйдет на все это. А кафе ты в восемь утра не найдешь.
— Не найдешь... — не мог не согласиться Богдан. — Поехали к Владу. Ночь у меня прошла содержательно. — Он зевнул. — В парке — все куда-то ходили, все чего-то делали, кроме меня. И никто ничего мне не сказал. Потом мы ждали, пока приедут циркачи. Зачем? Снова все ушли в темноту, в дождь и слякоть, а меня заботливо оставили в машине. Что вы там делали?
— Я тоже оставался в машине, — быстро ответил Капустян. — С вами вместе.
— Согласен. Вопрос не к тебе. Слышь, брательник? Что там делали с циркачами?
— Они забирали тело Серого, — помолчав, ответил Руслан. — И забирали Константина Игоревича Каменецкого...
Богдан повернулся к Руслану всем телом, опершись на спинку кресла.
— Взяли? Он там за каким лешим оказался?
— Сдаваться пришел.
— Так это он Серого?
— Потом мы поехали в цирк, пообщаться с труппой, — словно не расслышав вопроса, сказал Руслан.
— Я снова остался в машине. — Богдан заметил, что Капустян хочет что-то добавить, и быстро проговорил: — Вместе с лейтенантом. Вдвоем.
Капустян кивнул.
— Что там было?
— Как тебе сказать... — Руслан открыл глаза и посмотрел на Богдана. — Если в двух словах — то решали, убьют Влада и меня прямо там, или найдется компромисс.
— И что? — спросил Богдан.
— Убили прямо там, — ответил Руслан и снова зевнул. — У тебя с головой с утра проблемы?
— Тоже заметил? — Богдан вздохнул. — А Каменецкий?
— А Каменецкий остался там, — спокойно, слишком спокойно ответил Руслан, твердо глядя в глаза брату. — Сказать, зачем остался?
— Я догадываюсь. — Богдан отвернулся, поерзал в кресле и пристегнулся ремнем. — При вас они его?
— Совсем дурак? Они отнесли его в зал, я остался в вестибюле, а товарищ капитан с директором о чем-то беседовали, но о чем — я не слышал.
Машина выскочила на Сумскую возле парка Горького. Проезжая мимо кинотеатра, Капустян притормозил, словно собираясь рассмотреть сквозь деревья место, где умер Серый.
— Тело забрали? — спросил Богдан.
— Серого? Циркачи увезли, — ответил Руслан. — Сказали — похоронят.
— Зверью своему отдадут, гадом буду!
Руслан вздохнул.
— Руслан, — позвал лейтенант. — Я спросить хотел.
— Давай, — разрешил Руслан.
— А что это за зверь был? Ночью. Волк — не волк. Не медведь, точно.
— А я откуда знаю? — Руслан снова вздохнул. — Там надпись не появилась.