Грозного это впечатлило до глубины его темной души. Царь не скрывал, что верил в силу чародея, и принял его предсмертное витийство очень озабоченно. Первым делом потребовал от главы Аптекарского приказа Богдана Бельского подыскать нового «медикуса». Им стал Иоанн Ейлоф – голландский анабаптист Джованни Эйлоф. Теперь новый иностранец отвечал за здоровье царя, а заодно и за смерти людей из его окружения. И, никак не скрыть, неважно это делал. Прошло всего несколько лет после проклятия Бомелия, как Грозный подозрительно заболел: весь распух, и внутренности его начали гнить… От царя исходил такой отвратительный запах, что находиться рядом с ним не было сил. Тело покрылось волдырями, ранами и пролежнями. Вызвали в Кремль западных врачей – бесполезно. Привезли шаманов с Севера – тоже пустое, нет Ивану облегчения…
Великий государь разлагался прямо на глазах у своих подданных. Царь был убежден, что так срабатывает «долгоиграющий» яд Бомелия, ведь Елисейка умел убивать по расписанию. Русский кесарь решил поправлять свое здоровье с помощью драгоценных камней-антидотов, как когда-то римские императоры и византийские басилевсы. Вот как рассказывает о посещении сокровищницы Ивана Грозного англичанин Джером Горсей, по одним источникам – купец, по другим – дипломат (скорее всего, просто британский шпион). Великий государь прочитал гостю целую лекцию по геммологии от отравлений:
«Вот прекрасный коралл и прекрасная бирюза, которые вы видите, возьмите их в руку, их природный цвет ярок; а теперь положите их на мою руку. Я отравлен болезнью, вы видите, они показывают свое свойство изменением цвета из чистого в тусклый, они предсказывают мою смерть… Взгляните на эти драгоценные камни. Этот алмаз – самый дорогой из всех и редкостный по происхождению. Я никогда не пленялся им, он укрощает гнев и сластолюбие и сохраняет воздержание и целомудрие; маленькая его частица, стертая в порошок, может отравить в питье не только человека, но даже лошадь».
И еще: «Принесите мой царский жезл, сделанный из рога единорога, с великолепными алмазами, рубинами, сапфирами, изумрудами, другими драгоценными камнями большой стоимости; жезл этот стоил мне семьдесят тысяч марок, я купил его у Давида Говера, доставшего его у богачей из Аугсбурга. Найдите мне несколько пауков…» Он приказал своему лекарю Иоанну Ейлофу обвести на столе круг: пуская в этот круг пауков, он видел, как некоторые из них умирали. «Слишком поздно, он (то есть жезл) не убережет меня теперь». Так оно и случилось.
Надо сказать, что русский царь-маньяк был далеко не единственным из сильных мира того, кто верил в магическую силу «рога единорога» как антидота. В Средние века считалось, что против ядов успешно действуют змеиные зубы и язык, а также некоторые драгоценные камни, особенно – рубины и алмазы. Считалось, что они меняют цвет, когда находятся рядом с ядами. Волшебными амулетами от отравлений были и чаши из яшмы или горного хрусталя, люди верили, что при контакте с ядом они темнеют. Но ничто, поистине ничто было не сравнимо в восприятии поколений того времени с рогом «инкорна», или «ликорна» – так по-латыни и по-французски называли мифических, никогда не существовавших животных. Ибо рог ликорна считался идеальным антидотом.
Первым, кто упомянул об удивительных способностях единорога, был древнегреческий историк второй половины V – начала IV вв. до н. э. Ктесий, который семнадцать лет отслужил лекарем при персидском дворе. В «Описаниях Индии» он утверждал, что каждый, кто выпьет воды или вина из рога этого животного, никогда не будет подвержен болезням. Дескать, водоем, в котором купался «инкорн», никогда не зацветет и не покроется тиной. Порошок же, соскобленный с его единственного рога, способен спасти от смертоносного яда. Повествование Ктесия о виденных им стремительных «индийских ослах» с одним рогом на лбу (может, прообразом их являлись среднеазиатские степные сайгаки?) было пересказано и великим Аристотелем, основоположником естественных наук, в его «Истории животных».
Не удивительно, что властители Европы соревновались между собой в обладании «рогами единорогов». Особенно изощрялись римские понтифики, ведь в сочинениях христианских писателей это животное фигурировало как символ Благовещения и Боговоплощения, как одна из эмблем Девы Марии.