Яга Абыда

– Видят, что в тебе света много, – вздохнула Абыда. – Тянут тебя к Золотому Пламени.

– А ты?

– На меня, смотри, не садятся…

Ёкнуло сердце. В голосе Абыды скользнула печаль – глубокая, тихая. Ярина обернулась на наставницу. Глядела Яга холодно и сурово.

– Шевелись, глазастая. Не наше это место. Налево сворачивай.

Ярина тяжело повернулась вперёд и обнаружила, что стоит на перекрёстке. Выложенная камнем дорога вела к Терему, и тонкий щебет доносил ветер с той стороны. Заросшая тропа, клочковатая, выжженная и усыпанная золой, манила вниз, круто уходила к обрыву, теряясь в кривых липах.

– Налево?

– Налево, налево. Направо – Золотой Сад. Там Царевны свои яблони растят. Туда ходят, только если память хотят похоронить да заново вырастить. А нам с тобой каменные огни нужны.

– И ни на секунду туда нельзя? – протягивая руку раскрытой ладонью к теплу, к свету, прошептала Ярина.

– Ни на секунду.

Ещё один светлячок сел на ладонь – только не золотистый, а серый, покрупней, похожий на поздний снег. Ещё один опустился на волосы, на подол приземлилась целая гурьба.

– А эти в тебе тень чуют, к реке зовут, – объяснила Яга. – Пойдём.

Как во сне, плохо видя, куда движется, зачем, как в тумане, как в густом киселе тронулась Ярина следом. Серые светляки превратились в настоящий снег, только он не таял, не холодил – знай себе летел в воздухе, вспыхивая, освещая путь. Оглянувшись через плечо, ученица Яги едва различила позади золотое сияние: скрывались дивные цветы, птицы-невидимки, светлостволые яблони. А впереди, громче, шире несла свои перекаты река, тёмная Калмыш, укрытая по берегам рябиной и камышом, с водами, способными уводить в сны, отбирать память.

– Видишь мост? Вон, за кустами. Три брёвнышка, а кого признает река, того пустит, даст пройти, не замочив ног.

– А если не пустит?

– Не бойся, не потонешь, – криво усмехнулась Абыда. – Только выйти назад уже не сможешь.

– Из реки?

– Из Хтони.

– Как так?

– Выйти-то выйдешь, через избушку выберешься. Но кусочек здешний в тебе останется, если наглотаешься воды. А течение Калмыш быстрое, сразу под воду потянет, испить заставит. Вот и вернёшься потом, а на сердце – здешняя вода, ледяная, чёрная. Всегда будешь об этом месте помнить. И вернуться хотеть. И Лес уж будет не мил, даже в самой чаще.

Серые светляки повалили гуще, будто метель, только не было холода. Ярина шла вперёд, проверяя, прежде чем наступить, каждый шаг. Только за серебристой пеленой делать это было сложней и сложнее.

– Немного осталось, – подбодрила сзади Абыда, и хоть шла она совсем рядом, за руку держала, голос её долетал из далёкой дали.

Наконец завеса потемнела, поредела, рассеялась, и блеснула впереди гладь реки – стальная, зеркальная, сколько хватало глаз.

– Сама хозяйка Калмыш тебя приветствует. Улыбается! – торжественно, тихо-тихо произнесла Абыда. – Поприветствуй в ответ.

Почему улыбается? Кто? Ярина глядела в чёрную воду и не видела ни улыбки, ни лица, ни фигуры – только тьму, глубокую, глубже самого глухого лесного колодца; в тех хоть звёзды отражаются, а в этой ничего нет. Ярина наклонилась, приблизилась к воде и не увидела отражения.

– Ниже поклонись, – прошипела Абыда.

Ярина склонилась ниже, как в пояс кланяются, но ни чёрточки, ни точечки не прибавилось на водяном зеркале. Окатило страхом: есть ли я, раз не отражаюсь? Ярина дёрнулась, ощупала свободной рукой лицо, грудь, колени.

– Ниже поклонись! – яростно велела Яга.

Ещё ниже, к самой воде опустилась Ярина, присела на корточки, поднесла ладони к налитой глади, в которой закачались верхушки осин. Слабо-слабо засветилась вода, и только когда Ярина наклонилась, вдохнув ледяной, земляной, грибной запах, в реке наконец отразилось её лицо, испуганные глаза – такие, что радужка скрылась за расширившимся зрачком.

– Зеркало моё, что у чернодвери, – мерно проговорила Яга, беря Яру за плечо, – из того же стекла сделано, что эта вода. Ты всё спрашивала, отчего в него глядеться нельзя. Оттого нельзя, что оно внутреннее отражает, суть твою, без утаек. Глядеться в такие зеркала попусту нельзя – душу отнимут. Ну, вставай теперь.

По тонкому, хлипкому мосту перешли они Калмыш, и далеко в речном тумане, стоявшем, как пар над водой, Ярине почудились рыжие фонари, высокие избы. Спросить, что это, не успела: мост кончился. Едва миновали середину – а уже на том берегу. Снег превратился в мелкие перья, потёк бусинами по лицу, волосы прилипли к щекам, потяжелели косы и платье.

– Ступай на землю. Не робей, ступай.

Тогда Ярина и увидела каменные огни. У самой воды, как горсть драгоценных каменьев, разрослись кучками, пучками, горят в сумрачной мгле, но свет не режет глаза, как лунный, не ласкает, как во дворе у Царевен, а так светит, словно тебя саму озаряет изнутри, словно не забирает – отдаёт, одаривает.

– Раз навстречу тебе они выскочили – своей рукой сорви, – молвила Абыда.