Йага. Колдовская невеста

Прелестница беспомощно замерла перед ним: сама не знала, что делать. Ждала, пока господине протянет когтистую лапу и сотворит нечто такое, о чем мечтает и чего страшится каждая. Но северянин… засмеялся. И только ему одному было ведомо почему. Потому что он, многажды возлежавший с женщиной, он, иным плативший, а иных бравший просто от скуки, он, давно научившийся отделять чувства от движения тела, пялился на голую молодую бабу и… не хотел не то что потискать, а и смотреть на нее. Красавицей, может, ни одна из вошедших не была, но девицы сияли очарованием молодости, которого ни у одной из женщин не отнять. И вот он глядел на них, а видел совсем другую. Гибкую, как лоза, до бронзы зацелованную жарким летним солнцем, со спутанными густыми волосами, в которых сам теряешься.

Девка подалась к нему, Рьян же отступил, запнулся о шкуру на полу и упал, продолжая смеяться и хватая ртом воздух. И горечи в том смехе было хоть отбавляй, но кто ж ее распробует?

– Господине?

Она неловко присела на корточки, потом, осмелев, оседлала мужчину. А тот задыхался от веселья. И надо же было именно тогда отвориться двери! Стоило их взглядам встретиться, как Йага развернулась и стремглав бросилась бежать. И Рьян, только что готовый вовсе никогда не вспоминать ее имени, одним движением скинул нагую девку и кинулся следом.

Ни испуганно отпрянувшего сына Медведя, ни пирующих медувинчан он уже не видел. Только гибкую фигурку, выскочившую во двор. Успело стемнеть, и здесь, за рекой, темнота была в разы гуще, чем в Черноборе, но проклятье сослужило добрую службу. Зрение и нюх обострились, запах лесовки повис в воздухе, и пойти по нему было не просто легко, а необходимо. Нагнал он ее на берегу. Ведьма стояла на краю мостков, таращась в густой надречный туман, а в белесой пелене не то плескал хвостом речной страж, не то игрались русалки. В голове мелькнуло страшное: вот сейчас сиганет в воду и поминай как звали, но Рьян тут же отбросил глупую мысль. Не станет ведьма топиться из-за какого-то мужика. Из-за него не станет.

Холодный сырой воздух пьянил похлеще медовухи. Потому ли стало так важно подойти, обнять, утешить? Мостки скрипнули под его весом, и ведьма резко развернулась. Очи ее пылали желтым пламенем.

Рьян неловко остановился и почесал в затылке.

– Ты что это? – глупо спросил он.

Знал он, что обыкновенно следует за такой вот картиной. Сейчас заплачет, закричит, начнет обвинять во всех грехах разом, реальных и надуманных. Но, против ожидания, Йага спокойно спросила:

– А ты что?

И только огонь в глазах бушевал так, что молодец кожей его ощущал.

– Ты побежала. Испугалась чего?

– Может, и так.

Она стиснула кулаки, напряглась всем телом. И вместо того чтобы уйти да развлечься с тремя молодыми девками, Рьян двинулся к ней. Не дошел одного локтя и сказал:

– Я не знал.

– Что у девок под рубахой бывает? Решил проверить?

– Не знал, что меня попросят… детей им настрогать.

Ведьма стояла ровно, не позволяя плечам опуститься, и только богам известно, каких усилий ей то стоило.

– А что, дети – дело хорошее. Медувинчанам взаправду свежая кровь не помешает. Да и ты, как я погляжу, не против был.

– Был. Только…

Да что он, в самом деле, оправдывается?! Ровно без жены женатый! Ничем он лесной ведьме больше не обязан, а что она его приворожила, так никто не заставлял!

А она сделала шаг к нему. Подняла голову, испытующе глянула в глаза.

– Только… что?

Во рту у Рьяна пересохло.

– Только не с ними, – хрипло прошептал он.

Загорелая ладонь легла на его грудь. Вдвоем они стояли посреди тумана. Нет, посреди целого мира! Непроглядная пелена вокруг, тихая река, холодная промозглая осень, а у него кровь – чистый пламень!

– Почему?

Рьян не знал, что ответить. Почему лесная ведьма не шла у него из головы? Почему красивые бабы становятся безобразны с нею рядом? Почему хочется, как тот медведь, лечь у ее ног и вечно вдыхать пряный запах тела?!

– Потому что ты меня приворожила.

Ведьма челюсть уронила.

– Что сделала?

– Приворожила!

Хотелось оттолкнуть, а то и ударить, но вместо того Рьян крепко сжал ее талию.

– Ты приворожила меня, ведьма проклятая! Не могу думать ни о чем, сна лишился! Ты, ты виновата! Ненавижу! На костре бы тебя сжег, на части разрубил и закопал в разных частях света! Своими руками бы утопил…

Многое еще хотелось ему сделать. Порвать, сожрать, кровь выпить. Но вместо того он жадно поцеловал ее, и Йага не попыталась отстраниться. Когда же он оторвался от горячих губ, тихо сказала:

– Не привораживала. Сам виноват.

– Врешь. Ненавижу вас. Все проклятое колдовство. Тебя ненавижу. – И, против сказанного, впился губами в девичью шею и вдыхал, вдыхал, вдыхал… – Одни беды от вас…

– Не мы людей во славу богов убиваем.

– Зато путников в чащу заманиваете. Скольких мертвянки задрали? Скольких утопил тот же речной страж?

– Волка, что зайца от голода съел, ты тоже винишь? Что ж ему, от сути своей, по рождению данной, отказаться?

Она уперлась в его грудь, но Рьян не разомкнул объятий. Только сильнее прижал. Пощекотал дыханием кожу возле ключицы.

– Вот и ты тоже.

– Я тебе обиды не чинила.