– Нет. Ты хуже сделала. Той, что меня прокляла, я уже не доверял. А тебе… Ты заставила меня обратиться.
Ведьма прильнула к его плечу и со всей силы укусила. Рьян зашипел, наглаживая больное место.
– За что?!
– А ты меня за что винишь?! Волк виновен, что он волк? Я виновна, что частью леса уродилась? Я не чинила тебе обиды! Так за что?..
– За что? – Он поймал ее за подбородок и заставил вглядеться в колдовской шрам. – Видишь? Видишь? Смотри! Пятно все больше. С каждым оборотом, каждый раз, когда проклятье берет верх, оно растет!
Пятно и верно занимало уже не щеку от глаза до подбородка, оно теперь закрывало всю половину лица. От середины лба и почти до шеи – сплошь уродливый ожог, малость схожий формой с ладонью.
– И что с того?
– Сама не понимаешь?!
От его взгляда кто угодно втянул бы голову в плечи. Кто угодно, но не Йага. Эта выстояла, как так и надо.
– А ты скажи, я и пойму. Мысли читать не обучена.
– Это ты так говоришь. На деле кто знает, – фыркнул Рьян. – Ты думала, мое проклятье – в зверя обращаться?! Тоже мне беда! И похуже видали. Мое проклятье – не обращаться в зверя, а становиться им. Его разум… или безумие… оно сильнее. Оно застилает меня, топит в темноте. Медведь становится главным, а я себя забываю.
Он сжал ее плечи и встряхнул, чтоб лучше дошло. Но ведьма и тут не ужаснулась.
– С каждым оборотом меня все меньше! – горько крикнул он. – Еще раз, другой – и меня вообще не останется! Я превращусь в зверя!
Она погладила его по щеке, по красному колдовскому ожогу.
– Тебя не становится меньше. Ты становишься собой, настоящим. Смелым и сильным. Тем, кто не боится ни врагов, ни… себя самого. Потому я так нравлюсь медведю. Потому он верит мне. Где-то в глубине души ты ведь тоже…
– Это неважно. Проклятье становится больше, а я… От меня скоро ничего не останется.
Йага обвела пальцем границу ожога. Та извивалась змеей, норовила то уползти, то укусить.
– Кто сделал это с тобой?
– А не все ли равно?
– Мне – нет. Расскажи – полегчает.
– Мне уже не полегчает…
Рьян запрокинул голову, тщетно пытаясь рассмотреть за туманом звезды. Но небо срединников висело куда ниже, чем дома, оно прятало светила от недостойных людей. Рьян очень давно не смотрел на звезды.
– Женщина.
– Матушка сказала, той, кто тебя проклял, уже нет в живых. Оттого и заклятье такое сильное, сразу не снять.
Рьян стиснул пальцами переносицу и отчего-то вдруг улыбнулся, хоть и больной была его улыбка.
– Да уж. И верно, среди живых она больше не ходит.
– Она была дорога тебе?
– Я любил ее, – просто ответил Рьян. – Она была мне сестрой. Не по крови, но… Она одна в целом мире была мне дорога. С тех пор как меня привезли в Срединные земли. Но она хотела… больше.
Горько, наверное, желать того, кто всем сердцем тебя любит, но не той любовью. Йага попробовала представить и ужаснулась. Разве бывает так, чтобы любовь приносила страдания вместо радости?
– Она предложила мне себя. Нет, не так. Она потребовала, чтобы я любил ее, как мужчина женщину. Ты знаешь, как это, ведьма?
Йага не зарделась. Ей, в лесу выросшей, нечего было стесняться, она сызмальства знала, что творится меж зверями, а то и людьми, укрывшимися в зарослях по весне. И, в отличие от городских девок, ничего зазорного в том углядеть не могла. Любовь, она и есть любовь, ее боги завещали.
– А ты не стал? – угадала она.
Рьян развел руками.
– А как?! Я знал ее сестрой. Не смог. Да и не хотел. Но она… требовала. Ругалась. Грозила. И в конце концов… Я не знал, что она была ведьмой. Нынче думаю, что один такой наивный был. Отец ее, няньки… все знали. Но не я. Она сказала, что, раз не желаю ее любви, буду проклят. И ударила по щеке. Вот по этой самой. Тогда я стал зверем в первый раз. Хотя, наверное, и до проклятья им был.
Йага тоскливо посмотрела в сторону селения.
– Может, зверем и лучше, – задумчиво протянула она. – Не хочу туда возвращаться. Давай у поляны заночуем?
– Окоченеем до утра.
Холодало и впрямь быстро. К зябкости добавилась пронизывающая сырость, тело мигом забыло гостеприимное тепло очага и запросилось обратно в избу.
– Я тоже не хочу, – согласился Рьян.
По мокрой траве они пошли вместе. Не говорили ни слова, а все казалось, что протянулась меж ними невидимая нить, связывающая людей куда крепче бессмысленных разговоров. Луг потонул в густом тумане, не разобрать, луг ли вообще или озеро. Только торчащие из белой пелены стога сена давали понять, что идут они правильно.
– Может, хоть костер развести? Замерзнешь ведь.
– Ничего, не впервой! – Йага задорно подмигнула и с разбегу прыгнула в сено. Пошуршала там, поворочалась и устроила нору – не нору, а какое-то укрытие. – Залезай!
Рьян крепко задумался. Тесная темнота манила его, потому он и медлил. Ну как не сдержит зверя и вновь обратится? Или натворит нечто того хуже?
– Не боишься?
– С чего бы?