Йага. Колдовская невеста

Двор уже был им знаком. Вот здесь Малка кричала, что надо избавить Чернобор от ведьмы, а тут горел божий костер и Рьян оставил кусок кожи. Северянин беспокойно почесал ладонь, хоть та и зажила уже без следа. Дверь открыли прежде, чем они постучали. Отворила запыхавшаяся женщина с красными глазами, толстая, отекшая и оглушенная бедой.

– Мама!

Вот те раз! Жрец не просто внука гоняет, как холопа, но еще и дочери дозволяет в одиночку гостей встречать. Впрочем, скоро стало ясно, что все домашние были при деле. Носились с черепками и полотенцами няньки, таскали воду мужики.

– Туда, туда! Скорее!

Тетка едва справлялась с одышкой, а подняться по лесенке на второй этаж ей и вовсе удалось, только передохнув посередине. Сын дважды успел сбегать наверх и обратно и доложить, что колдовку ждут. Ох и не к добру вся эта суета! Едва переехав в Срединные земли, Рьян усвоил: коли дома царит беспокойство, жди беды. А Йага идет себе и идет. Твердо, уверенно. Не то смелая, не то дурная.

Проводили гостей до светелки, единственной во всем доме комнатушки, где не шумели. Впустили. И ведьма замерла на пороге. Пока проклятый оттеснил ее и сам заглянул внутрь, успел таких ужасов напридумывать, что хоть сразу в Тень собирайся! Ошибся. Ничего такого страшного в светелке не было. Закрытые плотными занавесями окна, несколько светцов, жрец в домашней одеже, низко опустивший голову и упирающийся лбом в сцепленные ладони, и кровать, широкая, с мягкой периной.

Старик поднял взгляд, и лишь тут Рьян понял, каким усталым, худым и дряхлым тот был. Под красными от слез глазами залегли глубокие тени, морщины располосовали лицо, а ночная рубаха не скрывала тощих ног и острых коленок.

– Посылал за ведьмой, что ли? – грубовато поинтересовался северянин.

Йага же спрашивать не стала, сразу метнулась к кровати. Там, в перине и подушках, тонуло худенькое тельце, и кто, как не колдовка, почуял бы бо лезнь. Рьян тоже приблизился, недоверчиво косясь на деда, и только тут понял, отчего лесная хозяйка запнулась в дверях.

В кровати лежала мертвянка… Нет, не так. В кровати лежала та, кого среди живых быть не должно: мало не весь Чернобор видал, как жрец самолично чиркнул ей по горлу кривым ножом. Однако ж хоть и была девка бледнее трупа, но дышала. Впалая грудь медленно поднималась и опускалась, а в горле при каждом вдохе рождались булькающие хрипы.

– Щур, протри мне глаза!

Рьян едва сдержался, чтобы не поплевать через плечо и не обернуться трижды вокруг оси. Развелось нечисти! Жрец же разомкнул пересохшие губы.

– Всеми… – голос сорвался. Он замолчал, переводя дух, но собрался и продолжил: – Всеми богами молю, ведьма, коли правда есть в тебе сила, о которой люди врут, излечи мою младшенькую. Я тебя на суде оправдал, так отплати добром!

Вот оно что, стало быть. Вовсе старик не справедлив и не умен без меры. Не прикинул, что лекарка в Черноборе хоть и не одобрена Посадником, а человек полезный. Всего-навсего хотел, чтобы за колдовкой имелся долг. Что же, по его и вышло. Йага не соглашалась и не отказывала. Она на мужчин вовсе внимания не обращала. Забралась на кровать и то щупала жилку на шее девки, то шептала над ухом: не то ворожила, не то утешала. «Не соглашайся! – хотел вскричать Рьян. – И ей не поможешь, и себя погубишь!» Но девка тяжело закашляла. Жрец встрепенулся, а ведьма помогла больной поворотиться на бок, чтоб не захлебнулась розовой от крови мокротой. И Рьян промолчал.

– Дочка моя… – прошептал жрец едва слышно. – Младшенькая. Любимая. Они с сестрицей весной, в оттепель, захворали. И с тех самых пор…

– С сестрицей?

Ведьма уложила девку, подоткнула подушек под спину, чтоб она могла полусидеть. Та хотела поблагодарить, но снова закашлялась.

– С близняшкой… – совсем уж тихо закончил дед.

Ох и умеют Свет с Тенью шутки шутить! Не мертвянка умирала от легочной болезни, хоть и походила на жертву Небу, как одна капля воды на другую. Впрочем, почему как? Что дождевые капли сестрицами родятся, что эти. И ясно, что любимые! Девчушки были совсем молоды, последнее счастье старика. Оттого всех домашних он гонял почем зря, держал в черном теле, а близняшки были белоручками, всегда празднично одеты и в новеньких сарафанах. Оттого еще страшнее, что жертву жрец принес своею рукой.

Йага, не глядя на Рьяна, скомандовала:

– Лукошко дай!

Рыжий подчинился. Он следил за ловкими загорелыми пальцами, что отмеряли да смешивали снадобья, тяжело заталкивал в грудь затхлый воздух и злился так, что звенел колдовской нож, а вдоль хребта пробивалась жесткая шерсть.

– Спаси ее, доченька! Хочешь, на колени встану?

Жрец ждать не стал, сразу бухнулся на пол, а северянина вдруг прорвало:

– Спаси?! Спаси?!! А что ж ты эту, как и сестрицу ее, Небу не отдашь? Или выбрал себе одну любимицу, а остальных можно и сгубить?

Ведьма скрипнула зубами. Она жрецу не пеняла, но ясно, что спросить хотела то же самое. А старец взвыл и уперся лбом в сапоги северянина. Нет, не только домашних он держал в черном теле. Себя жрец тоже не щадил. Да какой жрец? Усталый, напуганный старик!