Яичница из гангстеров

Она стояла подбоченившись, и будь у нее на плече ее сумка, она была бы просто картинка, но сумка лежала на диване. Но даже и так, в ней было на что посмотреть.

— Что это значит? — спросил я.

— Я тоже не без языка. Вы вот наседаете на Чака, чтобы он вам сказал. Так вот, вчера вечером Чаки и я, — мы были вместе. Ведь правда, лапушка?

Он поколебался и потом сказал:

— Правда, детка. — Он посмотрел на меня. — Удовлетворены? Или хотите еще раз приземлиться на собственный зад? — Люсиль захихикала.

Если бы Люсиль сказала правду, Чак имел бы прочное алиби, — но я был почти уверен, что она солгала. Хотя бы потому, что, как сказал мне Сэмсон, Чак не смог объяснить, что он делал вчера вечером от восьми до десяти часов.

Я спросил:

— А как насчет вчерашнего вечера, ну, скажем, от восьми до десяти?

— Прекрати, ищейка! А не то я…

Он не успел сказать мне, что он собирается сделать, так как Люсиль его опередила.

— От восьми до десяти? От шести до двенадцати, вы хотите сказать. — Она сжала руку Чака и сказала: — Чаки был со мной, как я говорила. — Она посмотрела на меня злобным взглядом и с очень неприятным выражением на раскрашенном лице. — Хотите подробности?

Чак открыл дверь и кивнул. С полдюжины юнцов подошли и стали в дверях. Я вдруг почувствовал, что меня загнали в угол, даже несмотря на то, что у меня в кармане мой пистолет. Мелькнула мысль, что от меня избавятся так или иначе, — но я хотел поговорить с блондинкой. Один на один. Я хотел побольше расспросить ее о вчерашнем вечере и, с помощью пачки долларов, добиться правды. Она вела себя как девица, у которой можно купить все, что угодно.

— Вон отсюда, Ищейка, — сказал Чак. Потом он повернулся и сказал мальчишкам: — Хотите взять его, друзья-приятели? — Мерзкое рычание с их стороны означало, что они бы очень этого хотели.

Пока Чак стоял ко мне спиной, я поймал взгляд платиновой блондинки и кивком показал на входную дверь. В ее глазах промелькнуло недоумение. В этот момент Чак схватил меня за руку и подтолкнул к двери, навстречу юнцам, которые меня ждали.

Они ждали — и были наготове. Я увидел два-три ножа, несколько кастетов, а один из юнцов — мой приятель Коротышка — держал в руке кусок свинцовой трубы. Я уперся в пол ногой, чуть не поскользнулся, но удержал равновесие и выхватил пистолет. Когда я пришел сюда в первый раз, меня коробило при мысли, что можно наставить пистолет на кучку детей; сейчас это чувство исчезло.

До подростка, стоявшего ближе всех, было каких-нибудь два фута, и я нацелился ему в живот, — и был готов спустить курок в случае необходимости. Должно быть, он это понял, ибо он поспешно отступил и спрятался за товарищей.

— А ну, все — назад! И быстро, — сказал я. Я взглянул на Чака. — Вели им уйти, Чаки.

Он перевел взгляд с меня на мальчишек, и я направил на него пистолет. Сейчас все замолчали, и он не мог не слышать, как я взвел курок; и так как он все еще колебался, я поднял дуло выше его головы и послал пулю в потолок. В небольшой комнате выстрел прозвучал, как удар грома, и воздух наполнился запахом подожженного пороха. Стоявшие в дверях отшатнулись.

— Шевелись, Чак, — сказал я. — Если понадобится, второй будет ниже. Иди впереди меня.

С полсекунды он злобно смотрел на меня, лицо его потемнело, потом он дернул головой и вышел в первую комнату; следом за ним шла блондинка. Я замыкал это шествие, держа Чака на прицеле.

— Одно подозрительное движение, Чак, — со стороны любого, — и ты получишь пулю первым. А после тебя — твои друзья. И поверь, это доставит мне только удовольствие.

Идя к двери, я старался следить за всеми. Когда я дошел до нее, я сказал Чаку:

— Может, у тебя больше здравого смысла, чем у твоей мелюзги. Так что лучше позаботься о том, чтобы ни один из твоих дружков не высунул голову за дверь, когда я выйду отсюда.

Его глаза горели злобой, но он молчал. Я вышел, с минуту подождал, чтобы убедиться, что за мной никто не следит, и затем пошел прочь. На улице было темно; три фонаря были разбиты, и на протяжении полуквартала освещение было совсем тусклым. Не доходя шагов двадцать до угла, я остановился и стал ждать. Прошло пять минут. Трижды по улице прошли машины, обливая меня светом фар. Я начал уже думать, что блондинка либо не поняла меня, когда я знаком показал ей, что буду ждать ее на улице, либо не захотела выйти ко мне. Потом я различил в сумраке движущуюся фигуру. Она шла в мою сторону, ее платиновые волосы смутно белели в полутьме.

Подойдя достаточно близко, она остановилась:

— Что вам надо?

Я решил действовать напрямик.

— Сколько возьмете за то, чтобы рассказать правду о вчерашнем вечере?

С минуту она молчала; потом сказала:

— Черт!

Перед домом вспыхнула светлая полоса — открылась дверь; из нее выскочил Чак и бросился бежать в нашу сторону. Я подумал, что он гонится за мной, и приготовился встретить его, нанеся ему удар по шее ребром ладони; но не добежав ярда, он остановился. Грудь его вздымалась.

Он обратился к блондинке:

— Ты не сказала мне, что хочешь проветриться, — сказал он. И добавил: — Детка. — Его голос звучал странно, сдавленно. — Ты забыла сумку, детка.