Да, это было самое худшее, самое страшное. Страшнее даже, чем мысль о Пэм, лежащей в морге, была мысль о том, что ее убийца и другие, ему подобные, разгуливают по улицам, встречаясь с другими Пэм. Они выглядят, как все нормальные люди, когда сидят напротив вас в ресторане или рядом с вами в затемненном зрительном зале; они выглядят, как все нормальные люди, когда проходят мимо вас на улице. Глядя в их нормальные глаза, вы не можете проникнуть в глубь их ненормальных умов, чтобы увидеть их извращенные желания, их странный, дикий голод.
— Мы должны схватить его, — сказал Сэмсон. — А у нас пока что мало оснований. Ты же знаешь положение насчет улик, Шелл. Мы должны представить веские доказательства, иначе прокурор не возбудит дела.
Он поговорил еще немного. Я знал, чего он хочет; он просто не хотел просить меня; я почувствовал, что волосы у меня на затылке зашевелились и в горле как будто пересохло, когда я сказал:
— Я беру на себя Дорра, Сэм. Он либо сам это сделал, либо знает, кто. Попробую еще раз. Я поработаю над Дорром, и на этот раз добьюсь своего.
— Ну, что ж… валяй, Шелл. Говори ему все, что угодно. Если он — то самое, то сейчас он внутри весь трясется. Но доказательства должны быть бесспорны. Он должен расколоться, иначе мы его потеряем, — а расколоть его нелегко.
— Да, Сэм. — Во рту у меня было совсем сухо. — Скажу тебе правду, приятель. Я бы хотел иметь поблизости десяток дюжих полицейских.
Он тихонько засмеялся:
— С тобой все будет в порядке, Шелл.
— Ага, — сказал я. — Само собой. — Я опустил трубку и отправился обратно в клуб.
Право же, мне совсем не хотелось туда возвращаться. Перед домом я остановился, переложил свой пистолет в карман пиджака и, держа на нем руку, позвонил.
Из-за двери выглянул Крыс; я ринулся мимо него в комнату и остановился. Все головы резко повернулись, глаза прищурились, и я услышал голоса:
— Ну что ж, сам напрашивается. — Крыс завел было свое ха-ха и другие автоматически подхватили.
Я сгреб Крыса и рывком притянул к себе, чуть не подняв его в воздух. Я приблизил лицо к его лицу:
— Слушай, ты, шпаненок, закрой свою пасть. Прекрати сотрясать воздух! Твои фокусы мне уже во как надоели.
Его лицо покраснело, и рука потянулась к карману брюк.
— Валяй, — сказал я. — А я перекину тебя через колено, и пусть твои дружки посмеются над этим.
Дверь в боковую комнату распахнулась, и появился Чак, сжигая меня взглядом. Даже на расстоянии я видел, как прыгают на его щеках желваки. В комнате воцарилась тишина. Я оттолкнул Крыса так, что он пробежал почти до середины комнаты, подошел к Чаку, стал так, чтобы одновременно видеть и его, и всю его банду.
Он сказал холодно, медленно:
— Я же говорил, чтобы ты дул отсюда, Ищейка.
— Ты много чего говорил мне, приятель.
Глаза его сощурились. Его рот был запачкан помадой. В комнате позади него я увидел блондинку, сидящую на диване. Я почти ожидал, что увижу голую женщину, но она была совершенно одета — насколько позволяли ее блузка и юбка. Правда, помада на ее губах была смазана, — но это было и все.
Большинство юнцов вскочили со своих мест и подошли поближе. Они смотрели то на меня, то на Чака, ожидая его команды. Чак шагнул ко мне, его рука сжалась в кулак.
— Я бы не стал, — сказал я. Моя рука все еще держала в кармане пистолет, а другой рукой я отогнул лацкан пиджака, чтобы показать ему, что чехол для пистолета пуст.
Он резко остановился, взглянул на мой карман, потом на подростков. Наконец он кивнул, указав на комнату, откуда он вышел, и сказал мне:
— Входи. — Пятясь, он вошел в комнату, я последовал за ним, захлопнув за собой дверь.
Он спросил:
— Об чем звон?
— Сам знаешь, о чем. Эта девочка Фрэнклин — Пэм, — ты сказал, что не был с ней знаком. А я знаю, что был.
Он взглянул на блондинку.
— Не обращай внимания, Люсиль.
— Чаки! Вот это мне нравится. Определенно нравится! Разве не я — твоя девочка? А, Чаки? — От этой «девочки» меня слегка затошнило, но ревнивая блондинка могла мне помочь. Она продолжала: — Тебе ведь нечего от меня скрывать, верно, Чаки?
— Я сказал — не обращай внимания.
— В чем дело, Чак? — спросил я. — Она права? Ты не хочешь, чтобы она слышала то, что я скажу?
Он пожал плечами, уставившись на меня.
— Элизиэн Парк, — сказал я. Он не сводил с меня глаз. — Пикник шестнадцатого числа. Это — раз.
— Ну, я видел ее. Ну и что? Думаете, я собираюсь рассказывать об этом какой-то паршивой ищейке, когда газеты подняли такой шум? Как бы не так. У меня свои причины, и вас они совершенно не касаются.
— Знаю я твои причины. Ты читаешь газеты, Чак, так что знаешь о молодом парне, который был убит. — Я усмехнулся. — Только его не убили. Он в больнице. И в состоянии разговаривать.
Единственной его реакцией была минутная пауза, после которой он как будто стал еще злее.
— Не знаю, куда вы гнете.
Люсиль подошла к нам.
— Эх вы, глупый человек, — сказала она гнусавым голосом. — Вы говорите о той девушке, которую изнасиловали? Ей-богу, при чем тут Чаки? Вы меня спросите!