Яичница из гангстеров

— Вельма, — сказал я. — Какого дьявола вы считаете себя женщиной? Вы готовы застрелить парня из-за кучки грязных никелей. Вы не женщина, вы просто ведьма на помеле.

Она оскалилась и плюнула в мою сторону.

— Ну, ты! Заткнись!

Я старался говорить тихо и спокойно, и как можно презрительнее.

— Ты просто вшивая шлюха. Одна из тех грязных, ползучих тварей, которые прячутся от солнца. — С минуту я продолжал в том же духе, смотря ей в лицо. Я говорил вещи, которые никогда бы не смог сказать женщине, а потом плюнул на ковер у ее ног.

Это сработало. Ее лицо побелело, потом залилось краской, она поднялась и пошла ко мне, оскалясь, громко дыша сквозь стиснутые зубы. Пистолет в ее руке все еще целил в меня.

Я подумал, что она сейчас выпустит весь заряд мне в живот, и мышцы мои напряглись и сжались, но тут я увидел, что ее левая рука тянется к моему лицу. Пальцы ее скрючились и длинные красные ногти готовы были вонзиться мне в глаза и разодрать кожу на лице.

Я откатился от угрожающих пальцев и в то же время зацепил правой пяткой ее левую ногу. Подтянув левую ногу, я изо всех сил выбросил ее, метя ей в колено.

Я услышал отвратительный хруст кости, и она закричала, как кошка, попавшая в огонь.

Она грохнулась на пол и выронила пистолет. Но мужество у нее было — в этом я не мог ей отказать. Пока я с трудом поднимался на ноги, она протянула руку — все еще стеная и наполовину плача — и нащупала пистолет. У меня не было выбора. Я шагнул к ней и приложился к ее виску своим ботинком десятого размера. И этого было достаточно.

Мне было немного стыдно за себя, но лучше шишка у нее на черепе, чем дырка в моем. Я отыскал кухню и нож для разделки мяса, и через пять минут освободился от веревок, и связал ими руки Вельмы. Она все еще не пришла в себя, и я не счел нужным беспокоиться и связывать ей ноги.

Ее поездка куда бы то ни было явно сорвалась.

Чувствуя глубокую усталость, я снял трубку и позвонил в отдел расследования убийств. Даже гнусавый писк Керрингена звучал почти приятно. Я объяснил ему, что он найдет в отеле Брэндон, положил трубку и отправился выполнять последний пункт моего задания.

На этот раз я вошел в дверь с маленьким пистолетом-автоматом Вельмы в руке. Дверь в заднюю комнату стояла открытой, и я тихо прошел туда по толстому ворсистому ковру. На маленьком столике в дальнем углу лежал мой кольт 38. Я сказал:

— Вот так сюрприз!

Он резко повернулся, в глазах его отразился страх, десять волосков над его губой задергались, как ползущая гусеница. Он открыл рот, но не издал ни звука:

— Филлсон, — сказал я, — я собираюсь переломить вас надвое. Вашим подручным следовало работать лучше. А вам не следовало поручать женщине стеречь меня. Я перешибу вам хребет.

— Подождите! — Это был жалкий писк.

— Подождать? Черта с два! Вы не ждали, когда Слиппи Рэнсин рассказал вам, как он уложил Лоринга у меня в конторе, и чуть не вогнали меня в панику. Вы не хотели запугать меня. Вы хотели убрать меня на случай, если Лоринг уже сболтнул мне про ваш шантаж. — Я сказал сквозь зубы: — Вы не должны были снова посылать его, Филлсон.

Он был жалок, так он был испуган. Лицо его приняло цвет перестоявшего теста, и он трясся, как полная матрона, прыгающая через веревочку.

— Я не знал, что делал, — лепетал он. — Я был не в своем уме. Отпустите меня. Я заплачу, сколько захотите. Все, что угодно.

Я покачал головой.

— Не пойдет.

— Я дам вам тысячи, — прокаркал он. — Все, что имею.

— Нет. Зачем мне эти деньги. Но я отдам вам пистолет. — Я бросил маленький пистолет к своим ногам и следил за ним. У него вырвался слабый вздох, как будто внутри у него что-то треснуло, и он кинулся за пистолетом.

Я высчитал этот момент с точностью чемпиона «Золотые перчатки» и встретил его на полпути. Я въехал кулаком ему прямо в лицо, в самый центр, как будто старался расколоть его надвое.

Я и старался.

Он подскочил в воздух, приостановился, а потом опустился на пол, медленно и свободно, как резиновый пояс с полного человека.

Я сказал ему в затылок:

— Это за шишку на моем черепе, гнус, — но он меня не слышал. Может быть, я действовал, как подонок, но когда человек старается отдать меня в лапы rigor mortis как делал Филлсон, а потом решает провернуть это сам, я теряю всякую приязнь, которую мог бы к нему испытывать.

Я огляделся и увидел то, что и ожидал: шестнадцатимиллиметровый кинопроектор, полное кинооборудование и несколько блестящих жестяных коробок. Все эти коробки были наполнены проявленной кинопленкой. Одна катушка была уже вставлена в кинопроектор, и я включил его и прокрутил пленку, смотря во все глаза. Да, именно во все глаза. Это были ученики Филлсона, весь его художественный класс, и это меня ничуть не удивило.

Керриген был не очень доволен тем, как я справился с ситуацией, но молча жевал свою черную сигару, слушая мой отчет о событиях этого вечера.