— Я не художница. Но тем не менее, это мое произведение. Мне хотелось его написать. Понимаете, это ведь не картина, по-настоящему. Она не модернистская, она — никакая. — Она подошла ко мне и взяла меня за руку. — Ну, что же? По-вашему, это тоже действует возбуждающе?
Я встал, она подвела меня к дивану и усадила на него. Диван был удивительно удобный. Только сейчас я заметил, что правая задняя лапа медведя прижата нижней частью дивана, — как будто медведь попал в капкан. Сара подошла к картине и, потянув за тонкий шнур, висевший сбоку, включила небольшой настенный светильник у верхнего правого угла картины. Потом она села на диван рядом со мной.
Сидя перед этим полотном, я испытывал странное, жуткое, почти неодолимое чувство. Я пил маленькими глотками абсент, вдыхал его аромат и созерцал сочетания красок.
— Как, по-вашему, я ее назвала? — спросила она.
Я покачал головой, не отводя глаз от картины.
— В сущности, у нее нет названия. Автопортрет, может быть.
— Почему?
— Потому что, как мне кажется, стоило мне начать ее, и она стала складываться сама собой. Она как будто растет. Всякий раз, когда со мной что-нибудь случается, или когда у меня возникает желание над ней поработать, я что-нибудь в нее добавляю. Она еще не закончена; да и никогда не будет кончена. — Она посмотрела на меня как будто сквозь какую-то дымку, как бы издалека. — Знаете, я начала ее, когда мне было восемнадцать. Вот уже почти пять лет, как я валяю дурака. — Она оглянулась на картину и сказала: — В общем, что-то в ней жуткое, правда? Такая картина и не должна никак называться.
Глаза ее снова заблестели, и она сказала:
— Однако не слишком ли мы серьезны? Может быть я добавлю еще мазок-другой, когда вы привезете меня домой сегодня вечером. Что-нибудь символическое.
— И на что это будет похоже?
Она засмеялась и искоса посмотрела на меня:
— Откуда же я знаю? Вы еще не привезли меня домой. И никогда не привезете, если мы сейчас не поедем.
Я прикончил свой абсент и отдал ей бокал. Внутри у меня было тепло от напитка.
Место, выбранное ею, находилось на Ла Бри, и когда я поставил кадиллак на стоянку, была уже почти половина девятого. Это было маленькое здание совсем близко от шоссе, рядом с Бэнгор-стрит, с неоновой вывеской на фасаде — «Местечко». Сара сжала мою руку, и мы вошли.
Это было уютное, интимное местечко, и ни одной знакомой души. Похоже было, что это прибежище для алкоголиков, нимфоманов и вообще всяких маньяков.
Сара, казалось, знает здесь решительно всех. Мужчины в смокингах, молодые люди в спортивных рубашках, девушки в формальных вечерних платьях и молодые женщины в носочках — все приветствовали ее, и она называла большинство из них уменьшительными именами. В глубине ансамбль из пяти инструментов исполнял тихую музыку.
Мы нашли столик для двоих, к счастью оставшийся незанятым, в одном из наиболее спокойных уголков, и я сказал:
— Кажется, вы здесь как дома.
— Да. Это мое любимое место. — Она улыбнулась: — Здесь встречаешь много интересных людей.
Я оглянулся.
— Охотно верю.
За соседним столиком сидели двое — высокий блондин и низенький брюнет. Последний, прикрыв ладонью руку блондина, слегка похлопывал по ней и что-то горячо говорил в ухо своего собеседника. Тот слушал, явно скучая. Черноволосый наклонился и нежно поцеловал блондина в щеку.
Я обернулся к Саре. Она все видела и в то же время следила за мной с затаенной улыбкой, но на лбу ее появились хмурые морщинки.
Я сказал:
— Некоторым парням во всем везет.
Она откинула голову и засмеялась.
— Спасибо, Шелл, — сказала она с улыбкой. — Я боялась, что вы полезете на стенку.
— Не полезу.
Она насмешливо сморщила нос, протянула руку и похлопала меня по руке.
Я сказал:
— А теперь поцелуйте меня в щеку.
Она ничего не ответила, только искоса взглянула на меня зелеными глазами, не отнимая своей руки. Губы ее были сомкнуты, но слегка, чуть заметно, вздрагивали. Я живо представил себе ее стиснутые зубы в той странной улыбке, которая поразила меня, когда я был у Драгуна.
Я сказал:
— Вы престранное существо, Сара.
Она смотрела на скатерть.
— Возможно.
— Вчера вечером, например. Почему вы вонзили мне в шею ваши длинные, красивые ногти?
На лице ее появилась странная улыбка, и она сказала:
— Мне просто захотелось, — совершенно спокойно, как будто речь шла о заурядном факте.
— Вы всегда делаете то, что вам хочется?
Она чуть-чуть усмехнулась:
— Почти всегда.
Я не заметил, как подошел официант. Он рявкнул мне в ухо:
— Что вам будет угодно, детки?
Я посмотрел на Сару.
— Что вам будет угодно, детка?
— Выбор невелик — бифштекс или креветки. Выбирайте на свой вкус. Ничего другого здесь не подают.
— Ничего другого?
Она кивнула.
— Тогда бифштекс.
— Два бифштекса. Мне полусырой.
Когда нам подали красные, полусырые бифштексы, я сказал:
— О том, что было вчера, Сара. Перед тем, как меня втолкнули в кабинет, вы там все время были, да?
Она прожевала кусочек бифштекса и кивнула.
— Это не было в некотором роде… ну, отвратительно?