Яичница из гангстеров

Я вынул из чехла свой кольт и переложил его в правый карман пиджака. Пока я выходил из кабинки, шел от аптеки к машине и садился в нее, я держал руку на револьвере. Сев в кадиллак, я положил его на сиденье, справа от себя, и тронулся с места. Я надеялся, что те же парни, которые прикончили Келли, последуют за мной. Эти мальчики жаждали убийства, и именно сейчас я был готов, способен и полон желания встретиться с ними, — и может быть, я даже испытывал в этом какую-то потребность.

Глава пятнадцатая

Я ехал быстро, чувствуя, как подступает к горлу тошнота, полный горечи, пылая гневом. Я не думал о том, что происходило на дороге позади меня; гораздо больше меня беспокоило то, что ждало меня впереди. «Как, черт возьми, сказать о его гибели его жене? И что именно я ей скажу?»

Я поставил машину на Нортон-стрит, в темном пространстве между двумя фонарями, оставил револьвер на сиденье и вошел в Отель-Холлоувей.

Дежурный клерк указал мне номер комнаты, и я поднялся по лестнице. Я постучал. Мне открыла миниатюрная, хорошенькая женщина. Она вопросительно устремила на меня спокойный, серьезный взгляд.

— Миссис Келли?

— Да. В чем дело?

— Я Шелл Скотт. Могу я зайти на минуту?

— Что за вопрос, мистер Скотт. Входите, пожалуйста.

Я вошел и сел на предложенный мне стул. Она села на кушетку, сбоку и в нескольких футах от меня. Я взглянул на нее и опустил глаза; честно говоря, я не знал, что сказать. Не можете же вы так прямо выпалить в лицо женщине, что ее муж убит, что он мертв.

Она сказала сама:

— Что-то случилось? Что-то случилось, да? — В ее тоне уже чувствовалась паника.

— Да, — сказал я. — Я сожалею. Несчастный случай.

С минуту она сидела совсем тихо, смотря на меня в упор, потом ее губы дрогнули и мышцы на шее напряглись.

— С Томми, да? — произнесла она сдавленным голосом. — С Томми, да? Да? — Она говорила хриплым шепотом, сквозь стиснутые зубы.

Я молча кивнул, как будто у меня отнялся язык.

— Насколько серьезно… — начала она, и вдруг замолкла и посмотрела на меня. Она посмотрела на меня, а я глотал судорожно и облизывал пересохшие губы. Казалось, понимание медленно проступает в ее взгляде, и вдруг, по какой-то способности интуитивного постижения, свойственного иногда женщинам, она уже все знала.

Она сказала вдруг:

— Он умер. Томми умер. Томми умер… — Она повторяла это снова и снова, и с ее лица уходило всякое выражение, глаза перестали видеть. Потом мышцы на шее расслабились и голова повисла, как будто она потеряла над нею всякий контроль. Я встал и подошел к кушетке, думая, что она лишится чувств, но она подняла голову и сжав руки, уставилась в стену невидящими глазами, из которых по застывшему, как маска, лицу катились слезы. Я сел рядом с ней, бормоча беспомощные слова сочувствия, которых она не слышала.

Она сидела так, не двигаясь, долгие минуты. Потом она содрогнулась, вздохнула и сказала ровным, монотонным голосом:

— Я справлюсь, мистер Скотт. Спасибо, что посидели со мной. Думаю, мне лучше остаться одной с маленьким Томми, с нашим беби.

Я сказал ей, где меня найти, если понадобится моя помощь, и вышел.

Они схватили меня в холле.

Они не стали ждать, пока я выйду на улицу, где я смог бы броситься бежать, — если бы захотел бежать, — они действовали точно и наверняка. Профессионально, эффективно. Как только за мной закрылась дверь, я обнаружил первого из бандитов: он прислонился к стене слева от меня, держа руки глубоко в карманах куртки. Почти в этот же момент второй парень, которого я мог видеть лишь уголком глаза, уткнул мне в ребра дуло пистолета.

Скрипучим голосом он сказал:

— Держи язык за зубами, Скотт, — и ловко обшарил меня левой рукой. Он сказал с удивлением: — На нем ничего нет. Представляешь? Красавчик чист, как стеклышко.

Парень у стены дернул головой в сторону лестницы и выпрямился, все так же держа руки в карманах. Он был массивный, с дряблым, вызывающим почти омерзение, огромным телом человека с недоразвитым мозгом, а глаза его выглядели крошечными красными щелочками на бледном, как тесто, лице. Мне невольно вспомнилась шевелящаяся груда червей, которую я однажды видел, и наверху которой извивался один более крупный и жирный, как король над всеми остальными.

Я отвернулся от него и посмотрел на второго бандита. Ни того, ни другого я никогда прежде не встречал. Этот второй, справа от меня, был невысок ростом — его лысая голова доходила мне до носа, — но имел длинный и крупный торс гораздо более высокого человека. Все дело было в его ногах — хилых и кривых, — которые делали его низкорослым, приземистым и уродливым на вид. Глаза его были широко расставлены, а крупный нос торчал крючком над толстыми красными губами.

— Ты! — сказал я. — Убийца, сукин сын.

Глаза его сузились и он замахнулся, собираясь ударить меня рукояткой пистолета по лицу.

— Джаг! — Это слово вырвалось из глотки первого бандита с удивительной быстротой и прозвучало властно и авторитетно.