Яичница из гангстеров

Похоже, что воры перессорились между собой, — однако это не объясняло, почему меня избрали козлом отпущения. И еще одно обстоятельство меня беспокоило: если бы полиция прибыла в отель на несколько минут раньше, они нашли бы меня на полу, в бессознательном состоянии, — а люди без сознания не простреливают дырки в других людях. Каким же образом Фостер мог знать, что к появлению полицейских я буду уже на ногах?

Я вернулся в мыслях к завершению нашей партии в покер. Мы, все пятеро, сидели вокруг стола, сумма ставок уже намного превышала сто тысяч долларов, и примерно треть этой суммы лежала грудой против меня. Джейсон сидел справа от меня, Стоун и Денни — слева. Мне везло. Но я чувствовал, что это беспокоит только одного из партнеров — Фостера. Угловатое лицо Фостера хмурилось при каждом моем успехе, и он все мрачнее вглядывался в свои карты. К этому времени я уже имел о нем весьма полное представление. Удивительно, как много можно узнать о человеке, играя с ним в покер. Следя за ним уголком глаза, я увидел, как он поднял руку и тихонько подергал себя за мочку левого уха.

Всякий раз, когда Фостер бывал в затруднении, или когда его что-либо беспокоило, он бессознательно теребил мочку левого уха. Сейчас этот жест показывал, что дела его плохи. В данный момент в куче денег было десять тысяч. Я отсчитал десять тысяч и, бросив деньги на середину стола, сказал:

— Добавляю столько же. Для большего интереса.

Стоун почесал свой большой нос, потом он и Дэнни бросили свои карты на середину стола. Фостер сказал:

— Хотите все купить, а, Скотт? Черт, у меня ничего нет. — Он показал двух королей. Я начал сгребать деньги.

Фостер спросил:

— Шелл, вы все еще носите тот игрушечный револьвер?

Я похлопал себя по левой подмышке.

— А как же! — Я посмотрел на деньги, лежавшие на столе. — Ведь при мне будет сто тысяч, когда я уйду отсюда.

Он усмехнулся.

— Только если при помощи револьвера.

— С такими игроками, как вы, он мне не нужен. Сдавайте.

Он не стал сдавать. Он сказал:

— Да, везет вам в картах, что правда, то правда. Счастлив в картах, несчастлив в любви.

— Не всегда же.

— Всегда.

Он не улыбался. Он думал о Глории.

Фостеру я очень не нравился сегодня, — да и в любой другой день тоже; может быть, он даже ненавидел меня. Мы оба видели Глорию Медоуз весьма часто, но последнее время Фостеру не везло: уже месяц как она проводила большую часть времени со мной. Никто не мог бы осудить Вика Фостера за то, что его возмущало такое переключение внимания со стороны Глории, потому что Глория — это прекрасное сновидение, которое остается с вами, когда вы просыпаетесь.

Глория Медоуз — стройная и тоненькая, но с массой того, что называют секс-аппил, — определяйте это как хотите, но она имела его в изобилии. Глаза глубокие и темные, как грех, губы выразительнее, чем у иной женщины вся ее внешность; мягкий, хрипловатый смех, как у увертливого дьявола. Она играла на рояле и пела в вечернем клубе в деловой части города, пела своим тихим голосом, от которого вы чувствовали, будто у вас по спине скользят белые пальцы, и который превращал обыкновенную поп-балладу в любовный шепот. Она обладала всем, что ей требовалось, и всем, что мне было нужно. Я — двадцатидевятилетний холостяк, но с Глорией я чувствовал, будто становлюсь тридцатилетним папой. Может быть, я был в нее влюблен: в этом я еще не был уверен. Но насчет Вика Фостера я не сомневался. Он-то был в нее влюблен.

Стоун и Джейсон встали, сказали, что покера с них достаточно, и почти сразу же ушли. После трех сдач Фостер тоже сказал — хватит, потом подошел к окну, якобы для того, чтобы подышать свежим воздухом. Через минуту он отошел и остановился у меня за спиной. Я смотрел на Дэнни, когда все это случилось.

Дэнни не выказал никакого удивления, просто посмотрел поверх моей головы и снова опустил глаза, — вот и все. Но то, что произошло несколько секунд спустя, должно быть, очень его удивило. Лежа в парке, под газетой, наброшенной на лицо, я пытался вспомнить, почувствовал ли я тогда боль от удара; теперь-то я хорошо знал, где мне больно.

Из парка я отправился в «Дорман-Отель», тоже на Главной Улице, прямо через дорогу от «Рэлей-Отеля». Маленький седой клерк у стойки взглянул на меня, не показав и виду, что меня знает. Только один номер был свободен — на шестом этаже, с окном на Главную Улицу; из него час назад выехал некто «мистер Браун». Но он был, судя по описанию, шести футов и трех или четырех дюймов ростом, с шевелюрой седых волос и с большим, толстым носом. Значит, «Браун» был Берт Стоун. Я заплатил за одну ночь.

В номере я включил радио и подошел к окну. Прямо напротив, через улицу, было окно номера 612 в «Рэлей». Мне виден был тот неудобный стул, на котором я сидел перед тем, как лишился сознания. Радио возбужденно передавало что-то, звучавшее как последние известия. Я уловил слова «Шелл Скотт».