Яик уходит в море

Нет, Венька положительно возомнил себя атаманом. Лихо кобенился, щурил глаза. Лицо становилось у него напряженным, рот властным. А чего ему бояться на этом свете? Он прекрасно знал опасности плавания по Ерику весною и, сидя на корме, поглядывал в оба. Кровь играла в нем от собственного мужества. Ну да, он же видел все: не только то, что было над водою, но знал по ряби вод, но гремящим суводям, по коловертам, где лежит под водою коряга, где мель, где повалено дерево.

— Эх-ма, ты, раздолья! Гуляй, казачья войска!

В степи широкой под Иканом
Нас окружил каканец злой…

Алеша светлел и улыбался его ору.

— Поддорживай, Алеш! Не знашь наших песней?

Алеша пытался застенчиво вторить.

Лодка причалила к огромному дереву. Ветви свисали из-под его косматой головы до самой воды. Казачонок замотал веревку за сук и стал сторожко карабкаться на дерево.

— Нишкни, Алеша, — просипел он со страшной серьезностью.

Алеша держал конец веревки и с опаской поглядывал, как мутная вода коловертит рядом в протоке, уносясь в реку. До Урала было не больше сотни сажен. Вода с яростью взметывалась над яром, рушилась с ревом и грохотом вниз. Летели бревна, ветви, коряги. Пена белыми хлопьями взлетала на воздух.

Венька бесшумно забрался в гущу веток, отыскал дупло и глянул в него. На дне его, прямо на бурой, измельченной коре серым пухляком сидела утка. Самая настоящая дикая утка. Веньку скрючило от восторга:

— Утка, Алеш, утка!..

Он сунул в дупло руку. Утка пригнула голову. Рука не доставала.

— Ах, язвай тебя!

Вскинув ноги вверх, Венька пытался плечами всунуться в дупло, но дупло было уже плеч. Он стучал по дереву, — утка не вылетала. Тогда он заткнул отверстие пиджачишком и скатился вниз.

— Дайко-сь весло!

Казачонок ткнул утку веслом, птица забила крыльями, взметнулась, и он хищно схватил ее за шею.

— Пумал! — хрипел он задыхаясь. — Держи… Как же яйца-то? Десяток штук… Не опусти, матри, Алеша.

Утка поводила мутными, ослепшими от солнца и страха глазами. Алеша потянулся за птицей. Причальная веревка сползла с ветки и упала на воду.

Лодка стала тихо отходить от дерева, Алеша привстал, потом снова сел. Он не знал, что ему делать. Боялся выпустить утку из рук и бессмысленно глядел на веревку.

— Лукни веревку мне, лукни сюда!

Будара медленно повела носом, вышла на быстрину и вдруг сумасшедше рванулась к Уралу. У Веньки похолодал живот.

— Кидай утку. Матрена! Бери доску! Чалься к талам!

Никогда в жизни не орал так исступленно Венька. Как отчетливо видел он ужасом искаженное лицо Алеши, нелепые взмахи его рук среди волн!.. Живое серое пятно встрепанной птицы стоймя взлетело на воздух, ее перья закружились на голубом. Это откуда? Казачонок действительно успел забыть про утку. И над всем — высоко-высоко! — злое огнище солнца, желтое до боли в глазах. Летели брызги, лодка вертелась, прыгала, но шла вперед, слышно хлюпая по волнам. Она проходила мимо последнего куста. Урал был рядом. Там, на высоком обрыве, белым жарким костром бушевали водяные валы. Алеша был на краю пропасти, у яра.

— Греби, греби слева! Цапайся, цапайся скоре за куст!

Алеша судорожно ухватился за талину. Его чуть не сдернуло в воду, но все же лодка остановилась. Он с выпученными глазами повис над водою, ноги его лежали на корме. Он думал в эту секунду о том, почему талина огнем жжет руку. А будара уходила из-под его ног.

— Не подымайся! Дави, дави шибчей!

Будара подтянулась. Алеша осел на ней, укрепился.

— Зачаливай, закрути веревку туже!

Алеша сунулся было к веревке, но лодка опять начала скользить. Он с отчаянием вцепился в ветку и заревел.

Венька опустился вниз по дереву, ткнул ногою воду, — она была ледяная.

«Что будешь делать?»

Тут же, непонятно зачем, он с поразительной быстротой метнулся на вершину и заорал благим матом:

— Скора, скора!

Теперь он не замечал птиц, не видел солнца. Ветка в руках Алеши зыблется — вот-вот сломится. Будара вертится, как норовистый конь. Вот сейчас хлобыснет ее через яр, бросит в реку… Что же это будет? Да как же он, Венька, жить после этого станет?

— Эх, мне бы будару! Доржись, Алеша, доржись! Я скора, скора!

Что «скора», казачонок еще не знал, но ведь должен же он спасти парня.

Сощурив глаза, он глянул на Алешу, меряя расстояние:

«Шаснуть рази в воду?»

Вода взревела и метнулась к ногам Веньки.

«Унесет мою головушку в Яик», — подумал с жалостью к себе казачонок и вдруг озлился: «Ну, это еще поглядим!»

Гармошкой упали с него штаны. Проворно смахнул он через голову рубаху, покачался на дереве и, держась за ветку, перекрестился:

— Во имя сына и святого духа. Аминь! — Подумал и, чтобы оттянуть еще секунду, пробормотал: — Христе боже!.. — и тут же прыгнул в воду, держа весло в правой руке. Ух, как холодно!

— Ледяная муть ожгла его кипятком, обварила. Течение с силой подхватило легкое тело, закружило и понесло вперед.

«Пропал. Навовсе пропал… Зачем я поплыл? Но, но!.. Не бросай весло, салакуша! Не бросай! Плыви, шайтан окаящий! Плыви, утробный ты мой!..»