Яков. Воспоминания (СИ)

— Нет! — возразил Миронов. — Настаиваю, однако, был непозволительно груб. Я очень рад, что это дело завершилось ко всеобщему удовлетворению, — продолжил он, присаживаясь. И добавил, помолчав: — Мышлоедова жаль. Но, судьба…

— Да, — согласился я, — судьба.

— К слову сказать, Анна тоже… — сказал Петр Иванович. — Для нее это явилось нелегким испытанием. Но в свое время я ведь подарил ей шахматный самоучитель…

Ощущение, которое я испытал при этих словах, было сравнимо с ведром ледяной воды, внезапно вылившейся на голову.

— Анна Викторовна изучала шахматы? — медленно произнес я.

— Ну, я не берусь доподлинно сказать, изучала ли. Не замечал, — ответил Миронов, не замечая моего ошеломленного состояния. — Однако, у Анны есть свойство: она как бы вбирает новые знания незаметно…

Ярость окрасила мой мир в красный цвет, в ушах зашумело. Оттолкнув с дороги Коробейникова, я схватил с вешалки пальто и, не дослушав Миронова, не сказав никому ни слова, вылетел из управления. На мое счастье, полицейский экипаж оказался у подъезда. Я должен увидеть ее немедленно! Иначе ярость просто разорвет меня изнутри. Я должен немедленно ей все сказать! И это будет совсем не то, что я, слепой обманутый дурак, мечтал сказать совсем недавно!

До дома Мироновых мы домчали быстро, но, к счастью, этого времени мне хватило, чтобы хоть немного взять себя в руки. Довольно с меня унижений на сегодня, нужно сохранить хотя бы внешнее достоинство. Подъезжая к дому, я увидел Анну Викторовну, устроившуюся с книжкой на скамейке. В возмущении своем я даже не дождался, пока коляска остановится, спрыгнув на ходу, и подошел к Анне быстро и решительно. Она увлеклась книгой и заметила меня, лишь когда я обратился к ней:

— Сицилианскую защиту изучаете?

— Нет, — улыбнулась она мне в ответ. — Это трактат.

Я устало опустился на скамейку рядом с ней.

— Из жизни приведений, я полагаю? — спросил я ее.

И отвернулся. Видеть ее улыбку было для меня сейчас мучением.

— Алан Кардак, «Книга медиумов», — ответила Анна Викторовна. — Но я вижу, что Вы не в духе.

Не в духе? Какое, право, чрезмерное преуменьшение! Я был готов рвать и метать! Я чувствовал себя униженным, растоптанным. А главное — обманутым. Не тем даже, что ей удалось увлечь меня своей игрой, сделав из меня дурака между этими зеркалами! А тем, в первую очередь, что я сейчас ясно видел: игрой было все. От первого до последнего слова. Все ее взгляды, улыбки были ложью! И все, что я позволил себе почувствовать к ней, оказалось тоже ложью абсолютной. Какая насмешка! Я обвинял Нежинскую в неискренности и, в то же самое время, попал в ловушку такой же искусной лгуньи! Нет, куда более искусной!

— Вы выставили меня дураком, — сказал я ей с упреком.

— Я не понимаю, — сказала Анна Викторовна осторожно.

Разумеется, она не понимает! Святая невинность!

— Вы ведь не умете играть в шахматы? — спросил я ее, изо всех сил стараясь говорить спокойно. — И все эти ходы были подсказаны Вам духом Ферзя?

Я встал, не в силах сидеть спокойно.

— Конечно! И я уверовал в Ваши непостижимые способности, — сарказм в моих словах заставил ее отпрянуть. — Да что там, вселенная вдруг разверзлась и показала мне свое спиритическое нутро. И я увидел эту апокалиптическую картину, и понял, как мало я знаю о мире, в котором живу.

— Я Вас понимаю, — ответила Анна Викторовна с осторожностью, — да, действительно, это пугает. Как видите, я до сих пор не могу с этим справиться.

Она снова пытается вызвать у меня сочувствие и жалость, как тогда, когда, дрожа, прижималась ко мне, изображая испуг и беспомощность! Снова играет на моих чувствах!

— Да-да! Вы ведь страдаете! — моя сдержанность рассыпалась на глазах. — Эти духи, они преследуют Вас! Ваш дар — Ваше проклятие! А знаете, почему Вы страдаете на самом деле? — спросил я ее, подойдя совсем вплотную. — Вам просто хочется внимания. Вы хотите быть в центре, чтобы все охали и ахали, какая она таинственная…

— Яков Платонович! — резко перебила меня Анна Викторовна и попыталась уйти.

Но я ей не позволил.

— Нет уж, Вы меня послушайте! Я достаточно Вас слушал! — я поймал ее рукав и развернул лицом к себе. — Какая тонкая мистификация! Вы разыграли эту партию прекрасно. И я уверовал в то, что Вы, не зная правила игры, делаете правильные ходы. И что я узнаю случайно? Вы изучали шахматы по учебнику!

— Я ничего не изучала! — возмущенно ответила Анна Викторовна со слезами в голосе. — Дядя эту книгу привез мне давным-давно. Я прежде даже не открывала ее.

— И я снова должен Вам поверить?! — я все-таки сорвался на крик и от этого рассердился на нее еще сильнее. — Не верю!

— А глазам своим Вы верите? — воскликнула она, тоже теряя самообладание. — Вы, кроме шахмат, были свидетелем и других явлений.

— Сквозняки! Окна были открыты!

— А преступления? — она уже плакала от обиды, но ее слезы меня больше не трогали.

— Цепь совпадений! — отверг я и этот аргумент.

Она отвернулась, но я снова оказался перед ней.

— Зачем Вы это делаете? Зачем? Вам скучно жить? — выпалил я ей прямо в лицо. — Хотите видеть мою растерянность, мое унижение?