Яков. Воспоминания (СИ)

Я по-прежнему молчал, не сводя с нее глаз. Слова, которые мне хотелось ей сказать, устроили в моей голове целую бурю и в очередь выстаиваться не хотели. И уж точно, среди них не было ни одного про купца Епифанова.

— Не тот ли это самый мальчик, о котором рассказывала свидетельница? — спросил меня Коробейников, удачно заполняя паузу.

— Возможно, — я сделал над собой усилие, пытаясь совладать с эмоциональной бурей, — а как его зовут?

— Егор Фомин, — коротко и все также не глядя на меня, ответила Анна Викторовна.

Я должен с ней поговорить. Должен попросить прощения, объясниться. Любым способом должен, не важно каким. Мне нужно, просто необходимо снова увидеть ее глаза.

Но разумеется, что бы я не собирался сказать, свидетели мне ни к чему.

— Вот что, Антон Андреич, — сказал я Коробейникову, — вызовите сегодня на очную ставку этого Егора и …

Я замялся, потому что имя и фамилия свидетельницы, оказывается, улетучились у меня из головы. Там вообще сейчас мало что осталось, имеющего отношение к делу.

 — Арину, — подсказал Антон Андреич, видя мое замешательство.

— Арину? — спросила Коробейникова Анна Викторовна. — А кто это?

Мой помощник с удовольствием объяснил ей это, а также в подробностях изложил историю обнаружения тела купца. С ним Анна разговаривала по-прежнему непринужденно и свободно, как раньше. Это и объяснимо, он ведь ничем ее не обидел. Хоть и оказался лишен ее общества по моей вине. И когда Антон Андреич все-таки заторопился уходить, Анна Викторовна решила, что им по пути. Не глядя на меня, она все тем же спокойным голосом попросила разрешения зайти, чтобы узнать результаты очной ставки, так как беспокоилась за Егора. И, получив мое разрешение, удалилась вместе с Коробейниковым, очень вежливо попрощавшись с моим столом.

Я же опустился в кресло, будто у меня подломились колени, и долго сидел, не в силах прийти в себя. Мыслей по-прежнему не было ни одной. Впрочем, и эмоции меня покинули. Кроме, пожалуй, безмерной злости на самого себя.

Я так и просидел некоторое время в бездействии. Но, к счастью, злость — не та эмоция, которая позволяет находиться в неподвижности. Она ищет выход, заставляя нас действовать. Оставалось только собрать всю волю, чтобы направить эту энергию на полезное дело, а не на саморазрушение. Подумав немного, я решил воспользоваться временем и настроением, чтобы посетить все-таки приехавшую Нину Аркадьевну. По крайней мере, если моя злость изольется на нее, это будет не столь огорчительно.

На пороге гостиницы я лицом к лицу столкнулся с князем Разумовским. Видимо, и он решил нанести визит прибывшей в Затонск фрейлине.

— Яков Платоныч! — деланно обрадовался мне князь. — Добрый день!

Я попытался пройти мимо, сделав вид, что вовсе его не замечаю.

— Ну, полноте, Яков Платоныч! — остановил он меня. — Ну не пора ли нам уже забыть это недоразумение? Дело прошлое.

Следовало все-таки взять себя в руки. Какими бы ни были мои переживания, Разумовский — это часть моей работы. А подобным своим поведением я лишь дам ему повод для еще одной дуэли. Такого подарка своим врагам я делать не собирался, а поэтому собрал волю в кулак и постарался ответить спокойно и с достоинством:

— Если Вы имеете в виду дуэль, то дело действительно конченное. Здесь и говорить не о чем.

— Позвольте в таком случае, — обрадовался он, — в знак полного и окончательного примирения пожать Вашу руку.

Для полного катарсиса мне, пожалуй, сегодня не хватало именно рукопожатия предателя.

Я снял перчатку и пожал протянутую мне ладонь. Катарсис — именно то, что мне сейчас требуется.

— Я рад! — расплылся в улыбке Разумовский. — Мы же в одном городе живем. Не странно ли нам уже не замечать друг друга? Буду ждать Вас, во всякое время!

— Благодарю, — усмехнулся я в ответ, — но знаете…

— Я знаю, знаю! — перебил он меня. — Вы очень заняты! И тем не менее, заходите запросто. Я принимаю по четвергам. У меня собирается небольшое общество, все свои. Кстати, бывает и ваш полицмейстер. Так что, заходите!

И, поклонившись мне на прощание, он направился к экипажу.

Я же с трудом разжал зубы, проводил его взглядом и пошел в гостиницу. Очень хотелось вымыть руки, особенно правую.

Номер госпожи Нежинской располагался на втором этаже гостиницы. Дверь была распахнута, и по комнатам сновали лакеи, распределяя багаж гостьи. Сама Нина Аркадьевна в безупречном наряде по последней моде распоряжалась процессом. Мне она обрадовалась и даже, как будто, слегка изумилась, словно и не она писала то письмо, приглашая меня ее посетить.

— Якоб! — Нина с улыбкой протянула мне руку для поцелуя. — Здравствуй!

— День добрый, Нина Аркадьевна, — ответил я, касаясь губами ее перчатки.

— Вот мои покои! — провела меня по номеру Нежинская, будто бы случайно забыв отпустить мою руку. — Всего две комнаты, но мне больше и не нужно. Я подумала, что в гостинице будет лучше всего. Дом мне пока не по карману, а селиться на квартире как-то вульгарно.

Я осторожно забрал у нее руку, стараясь, чтобы это не выглядело грубо. Левую руку, кстати. Так что обе мыть придется.