— Хорошо, допустим! — вновь вмешался так и не успокоившийся Коробейников. — Но факты говорят о том, что не было никакого неизвестного, о котором Вы говорите, а что просто Вы и Ваш дьякон не поделили икону!
— Господь с Вами! — вскинулся батюшка. — Да я же первый боролся с этой лихоманкой кладоискательства!
— Конечно! — продолжил давить на него мой помощник. — Но дьявол не дремлет, совратил и Вас! Вы ведь знали, когда Карамышев поедет с иконой. Знали?
Я посмотрел на него с изумлением. Да что с ним такое сегодня? Еще и дьявола приплел!
— Да я же сам его провожал и напутствовал! — отвечал отец Федор. — Это что ж выходит? Я, по-Вашему, их проводил, вскочил на коня, догнал и из револьвера убил? Хороша картина!
— Хороша картина или плоха, — продолжал негодовать Антон Андреич, — но последним мазком в ней то, что лошади с Вашего подворья имеют такие же подковы, как у коня убийцы.
— Да Вы посмотрите на этих лошадей! — возмутился батюшка. — На них не ускачешь далеко!
— Устали Вы, батюшка, — сказал я ему со вздохом.
И я устал тоже от их криков безмерно. Хватит покуда. Всем нам нужно успокоиться. Пусть пока отец Федор отдохнет в камере. А я попробую разобраться, что за стих нашел на Коробейникова нынче утром, и отчего он вдруг кричит на подозреваемого. Да и других дел у нас немеряно.
— Пальто отца Федора еще не доказательство того, что он ходил к Мазаеву, — сказал я помощнику, когда Евграшин увел отца Федора в арестантскую. — Таких пальто в городе пруд пруди. Так что лично я не верю его виновность.
— Яков Платоныч, — кинулся доказывать свою правоту Коробейников, — он взят с орудием убийства в руках!
— Поэтому, — пояснил я, — мы пока его и не отпускаем.
— Хорошо, — напористо ответил Антон Андреич. — По-Вашему, с какого конца подступиться к этому делу?
Он что, теперь будет на меня давить, за отсутствием иных персон? Нет уж, сейчас он у меня пойдет работать, и не в управлении. Есть еще что искать покуда.
— Ну, во-первых, водка, — сказал я ему. — Нужно узнать, где этот неизвестный покупал водку для визита к Мазаеву. Вы же сами говорите, водка редкая и необычная. Ну, а во-вторых, подкова, — продолжил я. — Вы наведайтесь в школу верховой езды этого ротмистра.
Смирившись со своей участью, Антон Андреич одним глотком допил чай и вышел. Я вздохнул с некоторым облегчением. Позже, когда он успокоится, нужно будет разговорить его и узнать, что за муха его укусила. Никогда я не видел Коробейникова в таком состоянии. Но это позже. А меня сейчас ожидает Петр Миронов и тайный визит к прекрасной даме. Самому смешно слегка от всей этой таинственности, но ведь даже сердце колотится в ожидании.
Как мы и договорились с Петром Ивановичем, я прошел садом к дому, и он впустил меня через черный ход, а затем со всеми предосторожностями сопроводил по лестнице. Миронов явно забавлялся от души, хоть и не говорил ничего, только глаза блестели весело. Я посмотрел на него с угрозой, чтобы не вздумал что-то вслух сказать, но он только улыбнулся в ответ. Впрочем, я отлично его понимал. Это тайное проникновение было настолько не в моем стиле, что я чувствовал себя весьма странно. Ну, хорошо хоть не через окно в дом пролез. Впрочем, я и на это был вполне готов сейчас.
Петр Иванович оставил меня ожидать в комнате, а сам пошел позвать Анну Викторовну. Через минуту он вернулся, подмигнул мне весело и занял наблюдательный пост на лестнице, прикрыв за собой дверь. Я остался один и вдруг понял, что волнуюсь ужасно. А вдруг она вовсе не хочет меня видеть? Мы не виделись с того самого дня, с той проклятой дуэли. Что если она по-прежнему сердится на меня?
Но долго волноваться мне не пришлось. Анна Викторовна вышла едва ли не через три минуты. И от одного взгляда на ее радостное лицо все мои сомнения развеялись, как дым. Она была рада мне, я видел это. И невыносимое счастье мгновенно накрыло меня с головой.
— Доброе утро, Анна Викторовна, — сказал я, подходя к ней и поднося к губам ее руку.
— Здравствуйте, Яков Платоныч, — ответила Анна с нежной улыбкой.
— Простите, что беспокою, — сказал я, волнуясь. — Я не мог не зайти, узнал, что хвораете.
— И очень хорошо, что зашли, — сказала Анна Викторовна, не отнимая у меня руки. — Да Вы присядьте.
Не разнимая рук, мы опустились на диван у стены.
— Вы как себя чувствуете? — спросил я, лаская нежные маленькие пальцы, доверчиво лежавшие в моей ладони.
— Хорошо, — серьезно кивнула Анна Викторовна, явно стремясь утишить мое беспокойство.
Я достал из кармана позднее яблоко, которое сорвал, когда шел по саду. Оно было еще холодное с мороза и очень румяное. Вечно я все делаю неправильно, в порыве. К больным положено приходить с гостинцами, а я увидел это яблоко на дереве, когда шел через сад к дому, и вспомнил в последний момент, что иду с пустыми руками. Зато оно было такое красивое и яркое! Я смущенно протянул его Анне на ладони, как когда-то протягивал тот несчастный цветок, украденный с клумбы. Анна Викторовна рассмеялась, принимая скромный мой дар, и вдруг прижала яблоко к сердцу, нежно, бережно. Может и не уж страшно, что оно всего одно?