Яковлев А. Сумерки

Особо хочу сказать о Японии. Я там был 11 раз: два офи­циальных визита и девять — лекции, конференции. И каж­дый раз эта страна не переставала удивлять меня. Одни кам­ни, ни грамма природных ископаемых. Ничего! А живут по-людски. Отказались от милитаризма как принципа госу­дарственной жизни, начали работать. Твердо встали на путь демократии и рыночной экономики. Берут в мире все луч­шее, глубоко убеждены, что только разум и труд создают бо­гатство и приносят славу народу, делают его великим. Часто бывая в этой стране, я каждый раз пытался убедить своих собеседников, что оптимальный путь российско-японских отношений — это «третий путь». Что я имею в виду? Не от­чужденность от России из-за Курильских островов, не сведе­ние взаимных отношений к этим островам, а всестороннее развитие экономических связей, особенно в Дальневосточ­ном регионе. Они должны быть настолько глубокими и об­ширными, что вопрос об островах станет мелкой проблемой. Впрочем, и вопрос об островах требует своего решения.

Не буду рассказывать о других встречах «на высшем уровне». Все они были чрезвычайно важными и интересны­ми. Были у меня и собственные поездки во главе делегаций. Особенно запомнился визит в Испанию. Во время подготов­ки к этому визиту мне говорили, что в Испании тепло встре­чают делегации из Советского Союза, но то, что я испытал на себе, оказалось выше всяких ожиданий. Даже сугубо фор­мальные встречи не были формальными — они всегда были согреты человеческим теплом. Беседа с королем Испании Хуаном Карлосом продолжалась больше часа вместо запла­нированных 20 минут. Встреча в парламенте вылилась в до­брожелательную дискуссию. Перестройка только брала раз­бег, а парламентарии требовали от меня ясных ответов отно­сительно того, что мы собираемся делать дальше. А мы и дома-то еще не обо всем договорились, а о том, о чем догово­рились, помалкивали.

Кто бывал в Испании, знает, насколько богаты ее музеи, картинные галереи, художественные выставки. Они ошелом­ляют своей вечностью. Когда ходишь по этим залам, неволь­но тебя охватывает ощущение, что перед тобой раскрывает­ся вся история человечества в его художественных образах. Сердце замирает от мысли, что искусство, ошеломляя своим величием, делает тебя то песчинкой, то великаном, гордо не­сет свою миссию, олицетворяя бессмертие человечества. По­трясла меня и встреча с великим художником Сальвадором Дали. Он уже не вставал с постели, разговаривал я с ним не более трех минут, подарил он мне альбом своих творений с дарственной надписью, который я храню как реликвию. Его дом — тоже музей. Там его жизнь. Буквально все — ив до­ме, и во дворике — дышит неохватным гением художника.

Наверное, визит в Испанию был и психологически осо­бым. Ходишь по испанской земле, и тебя неотступно сопро­вождают воспоминания тех далеких лет, когда мы, маль­чишки, жили испанскими событиями, носили испанские пи­лотки, пели испанские песни, мечтали увидеть Гренаду и Г вадалахару.

Однажды Горбачев послал меня в Бонн к канцлеру ФРГ Гельмуту Колю, чтобы в доверительном порядке обсудить вопрос о возможной координации усилий Запада в области экономического сотрудничества с Советским Союзом. Мы поехали вдвоем с Григорием Явлинским. Во время этой по­ездки я еще раз убедился в его профессионализме. Вынаши­валась идея, в чем-то похожая на «план Маршалла». Беседа была продолжительной и в конечном итоге — многообещаю­щей. У меня осталось убеждение, что Коль искренне заинте­ресован в широком сотрудничестве с СССР.

Конкретных договоренностей не состоялось. На Западе, как и у нас, оставалось, в том числе и у власти, еще много твердолобых политиков и военных, для которых «холодная война» определяла их образ жизни, держала у власти. Убеж­ден, что, подойди Запад к новой России с новыми мерками, сегодня мир был бы совсем иным. Обстановка была уникаль­ной и очень богатой по своим возможностям.

В конце разговора, соорудив серьезное лицо, я сказал канцлеру:

— Господин Коль, все это хорошо. И беседа у нас сегодня была конструктивной, но мне не дает покоя одно обстоятель­ство. Оно постоянно гложет меня.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что Германия до сих пор не заплати­ла репарации нашей стране.

— Какие репарации? Мы все заплатили.

— Нет, господин Коль. Немецкие политологи сочинили теорию построения самого лучшего общества на земле. Сами немцы почему-то не захотели строить свое счастье по Марк­су и Энгельсу и подсунули эту программу нам. Россия клю­нула на приманку, приняв социальную диверсию за доброде­тель. В результате мы обнищали и отстали. И вот теперь об­ращаемся к вашей помощи.

Гельмут Коль долго смеялся.

Перед встречей с германским канцлером я как бы про­кручивал в голове отдельные эпизоды моего опыта свиданий с этой загадочной и в то же время открытой страной. Как-то мне пришлось выступать в Бонне — в институте междуна­родных отношений. Было это еще до Перестройки, я работал директором Института мировой экономики и международ­ных отношений. Среди других вопрос был и такой: