Якудза: преступный мир Японии

Это было начало конца якудза. Я чувствовал это. Точно так же, как бороться с торговлей людьми в Японии значило вести войну, которая почти закончилась, крестовый поход против якудза мог лишь ускорить то, что становилось неизбежным.

Кто идет? Якудза. Но ненадолго.

Осень обещала стать одним сплошным тасогаре. Тасогаре якудза. Тасогаре торговли людьми. Тасогаре сезона. Лето уходило, приближались холода.

Всю ночь я работал над статьей, проснулся утром первого октября, как всегда, закурил, но ничего не почувствовал. Сигарета испортилась, подумал я. Взял другую. То же самое. Открыл новую пачку. Ничего не изменилось.

В этот момент до меня дошло, что мое лицо немеет. Я рванул в клинику, работавшую с раннего утра, объяснил свои симптомы, и врач сразу же посоветовал мне проглотить аспирин. Он предположил, что у меня только что случился ишемический инсульт – так бывает, когда кровеносный сосуд блокируется, лишая часть мозга кислорода. Иногда это наблюдается у заядлых курильщиков. Я понял намек. Я бросил курить.

Во время той прогулки Михиль спросила меня, хочется ли мне сигарету. Я признался, что бросил, и объяснил почему. Она пришла в восторг.

– Господи, Джейк, я уж думала, ты никогда не бросишь.

– Мими, я думал, ты никогда не скажешь мне, чтобы я бросил, и ты ни разу не сказала.

– А ты бы меня послушал?

– Вряд ли.

– Ну, тогда послушай сейчас. – Михиль взяла меня за руку. – Джейк, помнишь, я сказала, что хочу серьезно поговорить?

– Да, и я оттягиваю этот разговор как могу.

Она не рассмеялась.

– Джейк, тебе стало намного лучше. Тебе пора вернуться к работе. Ты не можешь целыми днями торчать тут со мной. Больница – для больных, а ты почти здоров. – Я попытался что-то возразить, но она сухо кивнула. – Мне нравится, что ты рядом. Но ты писатель. Это важнее. Пора снова начать писать. Я буду тебя поддерживать. Как в старые добрые времена. Итак, я смирился с тем, что в ближайшее время не умру, и вернулся к работе. Мне было чем заняться. Но все же я по-прежнему проводил много времени с Мими в больнице. Мы были очень близки. Смотрели фильмы, занимались йогой на ее кровати, обсуждали книги, гуляли. Йога давалась мне нелегко. Михиль говорила, что я самый несгибаемый человек на Земле.

Я приносил ей много журналов. «Космополитен». «Женское здоровье». «Сука» – журнал совсем не о том, о чем можно было бы подумать[16]. «Эль». Конечно, «Нью-Йоркер». «Космо» мне самому стал нравиться. Иногда мы вместе решали тесты оттуда.

Время от времени мы покидали территорию больницы, по крайней мере на несколько часов. Это зависело от того, какие процедуры она должна была проходить. По дороге в больницу я работал над отчетами о комплексной проверке, и мы просматривали их в ее палате.

А потом, в ноябре, произошло нечто волшебное.

Говорят, что состояние сатори – великого просветления – поражает вас, как молния, без предупреждения. Пока я буду жив, я, конечно, не узнаю, сатори это было или нет, но я знаю, что мой самый близкий к нему опыт произошел вечером восьмого ноября 2011 года, когда я сидел на краю больничной койки Мими и мы, соприкасаясь головами, смотрели «Меняющие реальность». Этот фильм уже давно был в ее списке. Я тоже хотел его посмотреть, причем вместе с ней. Филип К. Дик, по мотивам рассказа которого он снят, – один из моих любимых писателей.

И вот, когда мы смотрели фильм, мне внезапно показалось, будто я вижу ее впервые. После стольких лет. Я видел ее такой, какой я ее помнил, а не той удивительной женщиной, которой она стала.

Из-за химиотерапии ее длинные волосы поседели раньше срока, но улыбка и блеск в глазах ничуть не изменились. Она не была Мими-тян. Не была чересчур восторженной и наивной щекастой студенткой колледжа. Не была сироткой Энни.

Она была живее, чем когда-либо, несмотря на четвертый рецидив лейкемии. Она была женщиной, которая страдала, терпела, выжила и расцвела. Красивой женщиной. Ее улыбка стала неземной, мистической. Все ее лицо светилось. Может быть, это все свет, проникавший через окно в тот час, какой фотографы называют золотым.

– Мими, – я чуть подтолкнул ее в бок, – как тебе фильм? Или ты уснула?

– Нет, Джейк, – сонно пробормотала она, – я не уснула, и фильм мне понравился.

– Что же тебе понравилось?

– Обещаешь не смеяться?

– Только если ты не скажешь, что Мэтт Дэймон. – Она хихикнула и ничего не ответила. – Ну давай, не томи.

– Мне понравился фильм, потому что я верю в ангелов – тенши. Правда верю. Я их видела. И иногда к ним обращаюсь, когда пишу дневник.

– Тенши? – спросил я по-японски. Так бывает, если вы говорите на двух языках, и ваш друг тоже. Услышав слово на английском, вы повторяете его по-японски, просто чтобы убедиться, что вы действительно его услышали.

– Да. Тенши на но йо.

Я боялся ответить что-нибудь неуместное, потому что она говорила очень искренне. Она пережила три рецидива. Если кто и мог видеть ангелов, так это она. Сделав глубокий вдох, я на миг задумался. Придя в себя, взял ее за руку.