Якудза: преступный мир Японии

Оказалось, что Михиль была той еще оторвой, о чем люди и не догадывались, и это мне тоже нравилось. Она рассказала, как в старших классах поехала с друзьями на Гавайи под предлогом школьной поездки, подделав буклет. Может, это и сошло бы ей с рук, но она не ответила родителям на звонок, те позвонили в школу, а там, конечно, знать не знали ни о какой поездке. Ее обман был раскрыт, и родители несколько недель продержали ее под домашним арестом. Я всегда думал, она просто заинька-паинька, и когда она, смущаясь, рассказала мне эту историю, я от души повеселился.

– Ах ты маленькая мошенница!

– Джейк, мне было так стыдно. Родители были так рассержены и разочарованы. Больше я никогда ничего подобного не делала.

Я отметил, что в числе всех преступлений мира у этого очень низкий рейтинг, но можно натянуть оценку за старание. У нас оставалось еще четыре дня блаженства, а потом мне предстояло вернуться к реальности и работе.

Мы говорили так, как никогда раньше не говорили, и обсуждали темы, которые никогда раньше не обсуждали. Она призналась, что хотела бы иметь детей, но лейкемия не оставила ей выбора. Я сказал ей, что она ведь может усыновить ребенка. Я едва не сказал: «Мы можем усыновить ребенка» – но сдержался.

Поскольку врачи пытались подготовить Михиль к дальнейшей химиотерапии, которая была необходима для предотвращения лейкемии, им пришлось установить ей порт. Однако порт оказался заражен.

17 ноября ее температура поднялась до 40 градусов. Всю неделю ее сильно трясло, но лихорадка спала. 22-го ей разрешили на пару дней вернуться домой, и мы на несколько часов сбежали. Быстро вернулись, поели китайской еды в больничном ресторане. После ужина, когда мы гуляли по территории больницы, тайком держась за руки, она наклонилась ко мне:

– У меня вот какой вопрос.

– Жги.

Коварно улыбаясь и притянув меня к себе, она спросила:

– Как думаешь, что умрет первым – я, ты или наши романтические отношения?

До меня не сразу дошло, и она запрокинула голову и хохотала, хохотала, пока не начала задыхаться. Я осторожно притянул ее ближе.

– Ну конечно, наши романтические отношения. Я жуткий шлюхан, если хочешь знать. Я все испорчу.

– Да, пожалуй. Так значит, мы будем жить?

– Будем жить, и я скажу тебе: видишь, я же говорил.

– Это было бы очень здорово, Джейк. Пожалуйста, скажи мне, что мы всегда будем друзьями, неважно, с бонусами или нет.

– Михиль, ты всегда была моим самым близким человеком, задолго до того, как мы поцеловались, и если мы больше не станем этого делать, ничего не изменится. Я ценю каждый день с тобой.

Она пальцем нарисовала на моей руке иероглиф, но я не знаю, что он означал. Мы посидели еще немного в приятной тишине. Это было молчание двух людей, которые так хорошо знают друг друга, что им не нужно говорить ни слова.

А потом вернулись в больницу и сели в маленькой столовой, пытаясь понять, почему конвертируемые облигации с несколькими страйками оказались таким благом для предприимчивых финансовых мошенников. Она разбиралась в этом лучше меня.

На лестнице мы еще раз поцеловались, и Михиль сказала мне, что мы теперь, возможно, долго не увидимся.

– Может быть, до самой трансплантации. Потому что… ты сам понимаешь.

– Я знаю, – ответил я ей. – Это часть процесса. Стерильность и все такое. Но мы же можем переписываться!

– И будем!

Она игриво залезла мне под рубашку, пальцем прижала мою половину подвески к моей груди и поцеловала меня в щеку.

– Жду не дождусь, пока мы опять пойдем в «Голубую ноту». Может, приедет какая-нибудь крутая группа. Будет бонус к моей паршивенькой зарплате. – Она подмигнула мне. – Давай не забудь, что должен мне свидание, – и она ускользнула в свою палату.

Я особо не волновался. Я верил в чудеса.

Летом 2010 года мне позвонила женщина, которую я давно считал умершей. Она оказалась жива, и это было настоящее чудо. Я услышал ее голос, и у меня гора с плеч свалилась. Она вела теперь другую жизнь – новая работа, новое имя, новый мотоцикл.

Иногда ведь такое случается.

В мае я поехал домой, чтобы отпраздновать восьмой день рождения Рэя. Я собирался какое-то время провести там – навещать Михиль пока было нельзя, а сосредоточиться на работе я не мог.

Я вернулся в Японию за два дня до ее операции, двадцать девятого мая. Сайго встретил меня у аэропорта. Весь день я провел, бесцельно слоняясь по Симо-Китадзаве, не зная, что делать и что говорить. Я хотел быть на операции. Пусть даже сидеть в углу и глупо махать рукой. Но… шатаясь туда-сюда, я зачем-то зашел в дорогой секонд-хенд, и заглянул в женский отдел, и нашел идеальное платье – красное, на бретельках, изумительно сшитое и подходящего для Михиль размера. Элегантное и простое. Похоже, что из шелка. Не знаю, сколько оно стоило, когда было новым, но я его купил за 250 долларов. На красивой женщине оно не могло не привлечь внимания. Я знал, что Михиль, когда выздоровеет и мы с ней куда-нибудь пойдем, будет выглядеть в нем просто потрясающе. Джазовые биг-бэнды чаще выступали в «Коттон-клубе», чем в «Голубой ноте», но оно отлично смотрелось бы и там, и там.