Якудза: преступный мир Японии

Михиль лежала в постели, кажется, в фиолетовой пижаме. Кровать была слегка приподнята; ее голова покоилась на подушке, длинные рыжие с проседью волосы рассыпались по ней. Михиль показалась мне бледнее, чем я когда-либо ее видел, но, заметив меня, она просияла улыбкой.

– Джейк! Как ты сюда попал?

– Михиль, ты недооцениваешь мою способность маскироваться, как ниндзя. К тому же медсестры меня любят. Можно сказать, у меня бесплатный пропуск в любую точку этой больницы.

Она рассмеялась и тут же закашлялась.

– Сасуга[17], Джейк-сан. Я рада, что ты здесь.

Там был ее отец, и я не должен был торчать с ней слишком много времени. Но я пробыл там еще немного, еще чуть-чуть с ней поговорил. Мы говорили, даже когда медсестра начала ставить капельницу, с помощью которой костный мозг должен был поступать в кровь Михиль.

Я не мог заставить себя снять маску. Я не хотел уходить, но заставил себя попрощаться. Напоследок она протянула мне руку, и я подержал ее в своей.

Конечно, этого делать было нельзя. Но мои ладони были чистыми, и когда она протянула мне свою крошечную ручку, держать ее в своей было так же естественно, как дышать. И мы долго смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова.

Наконец она отпустила меня и помахала на прощание. Я еще немного постоял у ее кровати, но она уже засыпала. Я помахал ей в ответ, и она подмигнула, а потом закрыла глаза. Уходя, я чувствовал ее руку в своей. Даже сейчас я иногда ощущаю это тепло.

Как будто наши ладони по-прежнему соприкасаются.

Выйдя на улицу, я позвонил Сайго. Десять минут спустя он подъехал и забрал меня возле отделения неотложной помощи.

– Как она себя чувствует? – спросил он.

– Хорошо. Просто устала. Вся химиотерапия, вплоть до трансплантации, далась ей очень тяжело. Пришлось убить раковые клетки в ее организме, прежде чем трансплантировать клетки костного мозга.

– Да, конечно. В этом есть смысл.

Сайго обладал удивительными познаниями по части медицины. Может, потому что страдал диабетом, может, из-за того, что случилось с его второй женой. А может, потому что много лет назад его лечили интерфероном от гепатита С.

Следующие тридцать минут мы ехали молча. Я боялся, что мой голос сломается. Наконец я откашлялся и сказал то, что должен был сказать:

– Спасибо, что отвез меня туда.

Он махнул рукой и пожал плечами:

– Да ну какое спасибо. Я просто выполнял приказ, босс. Это моя работа.

Спустя несколько дней после трансплантации костного мозга у Мими случился сердечный приступ, и она впала в медикаментозную кому. Мне сказали, что, возможно, пройдет много времени, прежде чем ее выведут из этой комы, поэтому я поехал домой, в Штаты. Узнав от ее родственников, что она приходит в себя, я тут же забронировал билет обратно в Японию и тридцатого июня вернулся.

Да, она проснулась, бодрая и в хорошем настроении, хотя у нее выпали все волосы. Трансплантация костного мозга и химиотерапия всегда творили с ее волосами нечто странное. Сперва они стали кудрявыми, потом вновь прямыми и наконец преждевременно поседели. Может быть, подумал я, на этот раз они будут зелеными.

Я был так взволнован возможностью увидеть ее, что у меня скрутило живот. Закружилась голова. Я был так счастлив, что мне захотелось поехать в караоке и петь – даже трезвому, хотя пою я ужасно.

Девятого июля, стоя на платформе станции Симо-Китазава по дороге в больницу, я увидел пост в соцсети. Мария, наша общая подруга, писала, что Михиль больше нет.

Вот как я узнал о ее смерти – из поста в соцсети.

Поезд пронесся мимо меня. Я помню, что стоял на платформе совсем один, хотя это невозможно. Конечно, там были другие люди. Но я запомнил все именно так. Я стоял на платформе совсем один, и больше там никого не было.

Мне не хотелось в это верить, но я знал, что это правда. Я подождал несколько часов, а потом позвонил ее матери.

Я совершенно не помню, как добрался домой.

Проснувшись на следующий день, я начал помогать с организацией ее похорон и поминок в Сан-Франциско, запланированных на восемнадцатое июля. В США у меня была работа, и я не мог остаться на похороны, как хотели ее родители. Панихида по Михиль должна была состояться двенадцатого июля в час дня в церкви Асагао. Я знал, что не смогу этого выдержать.

Все равно ее там уже не было. Мое присутствие не могло ее вернуть. Нужно быть практичным, сказал я себе. Но я хотел выразить соболезнования. Я прибыл в Сан-Франциско шестнадцатого июля.

В тот вечер я решил побаловать себя массажем всего тела в шведском массажном салоне Ромироми, построенном в стиле нео-хиппи. Там во время массажа дают вам несколько советов, напечатанных на поддельной васи[18]. Я сохранил одну из таких бумажек. Это были слова известного вьетнамского буддийского учителя.