Около девяти утра она заметила на горизонте корабль. И судно, и ложь Нави утратили важность, но она все же немного понаблюдала за движением шхуны. Это было сложно заметить, но глаз Дороти оказался достаточно остер. Шхуна шла как будто неверным курсом: двигалась не к острову, а немного в сторону. Ясным днем, находясь в виду острова, шкипер не мог так ошибиться. Стало быть, ошибки нет: шкипер нарочно держит западнее цели, чтобы скомпенсировать течение, направленное на восток.
Правда, какая теперь разница? Хорошо, что Нави не лжет… Но он все равно не скажет главного: куда пропала Глория? Что с нею?! На фоне этого все другое меркнет.
Нет, не все. Меркнет лишь Нави, а вот корабль обретает значение. Он долго не задержится на острове: выгрузит припасы, погрузит товары и уйдет. Дороти должна оказаться на борту. Она не сможет жить, если с этим же судном не вернется домой!
К обеду работы во дворе окончились, и переписчиков вернули в цех. А Дороти отправилась на прием к магистру Маллину. Неслыханное дело! Пациенты не ходили к магистру по своему желанию, это он вызывал их, когда считал нужным. Однако Дороти чувствовала в себе очень много силы. Она — внучка Праматери Сьюзен, она почти здорова, отлично работает… и у нее, тьма сожри, отняли дочь! Дороти подошла к мастеру Густаву и потребовала:
— Я должна увидеть магистра.
Он мог сказать: «Ты с дерева упала?», или: «Совсем свихнулась, как Нави?», или еще что-то. Но, взглянув в лицо Дороти, он крепко задумался и отложил перо.
— Ладно.
Густав позвонил, вызвал прислужника, велел передать записку магистру. Спустя час Дороти привели в кабинет Маллина.
Магистр пил что-то прозрачное — кажется, лидский ордж. От крепкого напитка он раскраснелся, как поросенок.
— Имейте в виду, дерзкая барышня: у пациентов нет права являться ко мне, когда вздумается. Если все станут ходить сюда по первому желанию, мне некогда будет ни есть, ни спать. Сегодня я вас прощаю, но явитесь еще раз — получите удар по недугу.
— Это исключительный случай, магистр, больше он не повторится.
— Очень надеюсь. Итак, леди Дороти, чего же вы хотите?
— Магистр, отпустите меня на материк.
Он поперхнулся орджем. Откашлялся, постучал себя кулаком, запил водой.
— Дороти, вы в своем уме? Вы каждый вечер повторяете слова: «Меня терзает недуг, я иду к исцелению»… Вы что, до сих пор не поняли их смысла?
— У меня отняли дочь. А вы солгали мне, сказав, что ее не было.
— Солгал? Я не намерен выслушивать такое!
— Магистр, я не виню вас. Понимаю, что вы хотели добра: чтобы я сама вспомнила Глорию, как вспомнила свой род. Хотели помочь мне осознать, потому не говорили. Сегодня я осознала.
— Хм… — Маллин почесал красную шею. — Да, верно, я стремился поспособствовать работе вашего рассудка. Очень рад, что вы, наконец, достигли осознания.
— Так отпустите меня! Как раз пришел корабль — выпишите нужный документ и дайте мне уплыть! Я должна разыскать Глорию!
— Миледи, это совершенно недопустимо. Вы все еще больны, я не могу отпустить вас до момента полнейшего исцеления. Представьте, как расстроятся муж и кузен, да и сама Глория, если увидят вас в таком состоянии! Вы не должны взваливать на них бремя вашего недуга.
В душе Дороти начала закипать злоба. Возникло желание схватить со стола бутылку орджа и разбить о голову магистра. Как он может не понимать! Что, тьма сожри, значит — «совершенно недопустимо»? Недопустимо увидеть собственную дочку?!
Но она устыдилась гнева, вспомнив, что как раз гнев-то и является главным симптомом хвори. Зимою она точно так же злилась и кидалась на людей, а потом начались чудовищные кошмары, а потом пропала память. Выходит, правда за магистром: она еще не совсем здорова.
Дороти взяла себя в руки и заговорила спокойнее:
— Да, вы правы: я еще не прошла путь исцеления до конца.
— Вот именно!
— Однако вы не раз говорили, что я стала значительно лучше, большинство симптомов ушли, и остается какой-нибудь шаг до победы над хворью. Позвольте мне пройти его самостоятельно. Сейчас мне не дают никаких особых процедур. Я принимаю только терапию трудом и осознанием. Даю слово первородной: дома я буду делать все то же самое. Буду переписывать двенадцать страниц в день, по вечерам перечислять свои успехи и промахи, думать о гармонии и держать в узде гнев. Могу даже купить «Розу и смерть» — именно ее я переписываю в здешнем цеху. Но я окажусь в Землях Короны и смогу искать дочь!
— И как же вы будете ее искать?
Дороти слегка растерялась. По правде, четкого плана она не имела, поскольку ничего не помнила о самом похищении Глории. Просто знала, что дочка была, а теперь нет. Значит, ее забрали.
— Ну… магистр, я разберусь, когда окажусь дома. Поговорю с мужем, кузеном, родителями. Вспомню, что и как было, узнаю, когда Глорию видели в последний раз, где именно ее похитили. Свяжусь с шерифом, градоправителем, лордом. Поверьте, я сделаю все, только дайте мне вернуться домой!
— Вы полагаете, Глорию похитили?
Магистр был бездушно спокоен. Злоба вновь забурлила в груди Дороти.