Янтарная сакма

А ещё конунг данов знал, что Иван Московский везде, где можно, занимает нынче деньги. Даже к императору Испании и всей Южной Европы, Максимилиану, посылал своих послов с грамотой о займе денег. Просил золотом триста тысяч дукатов! А император Максимилиан две недели поил московских послов и просил извинения перед великим князем Московским, что денег дать не может. Самому деньги нужны — Англию бить! Вот ежели бы Иван Третий пошёл с испанцами на Англию, тогда оно, конечно... Русский посол предложил так, что до Англии далеко, а русские навалятся на большого друга Англии — турецкого султана Махмуда Белобородого. Испанцы бьют Англию, а русские — его Порту Великолепную! Максимилиан план одобрил, да вот заболел... А у Дании Иван Третий отчего-то в долг не просит. Ясно, воевать он данов хочет. Хочет так взять деньги, без отдачи. Эх, Иван, Иван... дали бы тебе даны серебра, чего там...

Конунг поднялся на своём возвышении. Кто-то стукнул молотком по деревяшке. В наступившую тишину конунг передал своё решение:

— Выбрать сто девушек на выданье, пусть соберут за неделю эти десять пудов янтаря. Кто найдёт кусок смолы с жужелицей внутри, той отдельно платить один талер. А всем за работу — по пять талеров! Исключительно на приданое.

— Грабёж! — заорал кто-то с дальней скамьи.

— С Москвы мы возьмём в пять раз больше. Пятьсот рублей! Всё! Я собрание закрываю, даны!

* * *

Получив согласие от данов и от псковитян да псковские договорные деньги, Иван Третий Васильевич тут же засобирался в Крым, повидаться с крымским ханом Менгли-Гиреем. Тот наполовину гонял в себе русскую кровь, но никому в том не признавался. Один Иван Московский знал, кто есть на самом деле крымский хан.

А на татарском посольском дворе уже неделю толклись без дела казанские люди. Малое посольство прислал в Москву казанский хан, тоже являя желание видеть Ивана Третьего.

— Ерен бан гой! — Иван Третий матерился, глядючи, как под его деревянным дворцом гуляют казанские послы. — Кош бол керек! — Ругань означала, что великий московский князь сам выбирает себе дорогу.

Гонцы казанские матерность слушали и улыбались. Ругайся, не ругайся, великий князь, а в Казань всё равно поедешь, хоть спелёнутый ремнями. Татары, они потерпят, ожидаючи князя Московского, ведь на посольском дворе ежедень им резали по три барана и давали вина по полтора ведра. Ислам запрещает пить вино, однако послы теперь на походе, а не в мечети! Ислам разрешает пить вино на походе, ибо вино есть лекарство! Одно только бесило казанских послов — князь Московский велел им сдавать на его двор шкуры баранов, которых татары съедят. Те шкуры старший дьяк самолично считал. И ругался татарским похабным словом, если шкуру приносили порченую, с надрезами.

Следующим утром казанские послы уже истошно орали, требуя выдачи великого князя, но боярин Шуйский тот ор перекричал:

— Ночью забрали нашего князя люди крымские и самоходом погнали в Крым!

— А-а-а! Шайтан урус, джаман москаль баш!

— Девяносто вёрст, поди, уже от Москвы прошли по Крымскому шляху! Догоняйте! — Шуйский рассвирепел.

— Пошто же великий князь так спешно в Крым помчался? — спросил его Бусыга Колодин, подвернувшийся конюшему под руку. — Вроде не тот план имел князь.

— Тебя не спросил, ты обиделся, так? — хищно поджал губы боярин Шуйский, хлопая себя по бокам расстёгнутого по жаре тегиляя[36], ища длинный нож.

— Чего придираешься?! Пошли лучше вина налью. Вино у меня есть кизлярское, ты такого не пил!

Купцам псковским, чтобы не шастали лишний раз по Москве, великий князь выделил для проживания свою конюшенную пристройку, выгнав на лето конюхов жить на сеновал. Будто в защиту псковских купцов от московских лихих людей, а на самом деле — для полного пригляда.

Вымахнув разом оловянную кружку кизлярки — дагестанской чачи, подкрашенной кизиловой ягодой, боярин Шуйский мигом окосел. Тут к боярину и подсунулся Проня Смолянов, неожиданно проснувшийся в душной пристройке:

— Слышь, конюший боярин! А правду бают, что великий князь увёз в Крым наши деньги? Из тех, что собрали псковские люди? Аж четыре тысячи рублей увёз?

Шуйский сморгнул, повернулся к Проне, зло шепнул:

— Ты, варнак! Ты великокняжескую тайну проведал? На кол тебя... — тут он завалился на сено и захрапел.

— Увёз Иван Третий наши денежки в Крым! Взятку увёз Менгли-Гирею! — Проня ухватился за корчагу с кизляркой. — А нас с тобой, Бусыга, теперь заставят те четыре тысячи рублей где хошь там и брать! Или вон, как конюший бормотал — на колья посадят.

— Ты бы спал, а? — Бусыга уронил Проню рядом с храпящим Шуйским. — Без тебя тошно, и в голове тараканы...

* * *

Крымский хан Менгли-Гирей дождался середины месяца июня, когда подлый залив Сиваш обмелел и местами высох, и велел гнать свои стада на северный берег Азовского моря. А раз пошли на север стада, пошла туда и крымская конница.