Япония в меняющемся мире

Взятие японскими войсками Нанкина, столицы гоминьдановского режима, 11-12 декабря 1937 г. осталось бы важным, но сугубо частным эпизодом японско-китайской войны, если бы не одно обстоятельство. Вскоре после занятия города в нескольких американских и английских газетах и журналах промелькнули сообщения о массовых убийствах японскими войсками китайских военнопленных и мирных жителей, однако сколько-нибудь заметного развития эта тема не получила. Не воспользовалась ей и китайская пропаганда — ни националистическая, ни коммунистическая. Только после Второй мировой войны, в ходе работы Международного военного трибунала для Дальнего Востока (МВТДВ) в 1946-1948 гг., вопрос о событиях в Нанкине и ответственности за них был подвергнут специальному рассмотрению. Одним из его итогов стало вынесение смертного приговора генералу Мацуи Иванэ, бывшему командующему японскими экспедиционными силами в Китае. До того еще несколько японских генералов были осуждены на проходивших в Китае «малых» процессах. Именно тогда появился термин «нанкинская резня» (Нанкин дайгякусацу; Nanking massacre), дающий недвусмысленную оценку характеру и масштабу происшедшего и получивший «права гражданства» даже в специальной литературе. С тех пор споры о том, что же действительно произошло в Нанкине в декабре 1937 е, не затихают ни в Японии, ни за ее пределами.

Со временем значение дискуссий вышло далеко за пределы обсуждения конкретного исторического факта и достоверности имеющихся о нем сведений, а сам вопрос приобрел принципиальное значение для международного престижа Японии, для национальной гордости японцев и, в известном смысле, для их национальной самоидентификации. С ним связывают рост националистических настроений и в Японии, и в Китае¹. Если версия Токийского процесса о хладнокровном уничтожении японцами более двухсот тысяч ни в чем не повинных китайцев, преимущественно военнопленных и мирных жителей, после взятия Нанкина в конце 1937 г. полностью подтвердится, совершившееся ложится несмываемым позором не только на армию, но и на всю страну. Япония уже не раз приносила официальные извинения китайскому народу за ущерб и страдания, причиненные агрессией, и признала свою полную ответственность за содеянное (например, в совместной декларации 「правительств КНР и Японии в ноябре 1998 г.), не вдаваясь однако в конкретные подробности. Поэтому «патриоты» из числа японских историков, публицистов и общественных деятелей не устают повторять, что поведение императорской армии во время войны в Азии было, конечно, не лишено «эксцессов», но они сопоставимы с тем, что совершали в Европе армии союзников, а не нацистской Германии. Антияпонски настроенные авторы и «мазохисты» (сознательно беру это слово, как и «патриоты», в кавычки) среди самих японцев настаивают на обратном. Иными словами, вопрос о том, что на самом деле произошло в Нанкине, имеет для Японии и японцев отнюдь не отвлеченный характер.

Именно эти соображения побудили меня специально исследовать такой, казалось бы, частный и далекий от современных проблем факт. Точнее, даже не сам факт, а историю его восприятия и интерпретации в современной Японии, потому что значение данной проблемы для японского общества сравнимо со значением дебатов о холокосте (т.е. о наличии и широкомасштабном испол-

1 Rose С.:1)'Patriotism Is Not Taboo': Nationalism in China and Japan and Implication fbr Sino-Japanese Relations // «Japan Forum», vol.12, №2 (2000); 2) The Textbook Issue: Domestic Sources of Japan's Foreign Policy // «Japan Forum», vol.11,№ 2 (1999).

нении нацистской Германией официально разработанной и одобренной Гитлером программы уничтожения евреев по этническому признаку) для Европы и США или со значением дискуссий о большевистской революции и сталинизме для перестроечной и постперестроечной России.

Во всех трех случаях речь идет о конкретных исторических событиях, об их реконструкции на основании имеющихся данных, а затем об их интерпретации. По логике вещей, это дело ученых-историков, обладающих необходимой профессиональной квалификацией и научной добросовестностью. Однако все эти дискуссии разворачиваются отнюдь не только в специальных академических изданиях, но в первую очередь на страницах наиболее популярных и читаемых газет и журналов, на телевидении и в Интернете. В них, помимо ученых, участвуют журналисты, писатели, политики, общественные деятели и даже простые граждане, считающие себя вправе не только оценивать события прошлого, но и судить о специфических проблемах, которые должны находиться в компетенции профессиональных историков. Следя за ходом дебатов о «нанкинской резне» в японских и американских СМИ, невольно вспоминаешь споры вокруг «исторических фантазий» Д. Волкогонова, Э. Радзинского, В. Суворова (В. Резуна), затрагивавших наиболее чувствительные моменты отечественной истории. Сходство ситуации налицо: события прошлого используются для политических и идеологических «разборок» дня сегодняшнего.