Япония в меняющемся мире

Необъявленная война на континенте и общее усиление политической и социальной роли армии в 1930-е годы сказались и на отношениях государства и СМИ. Армия старалась поставить их под свой контроль, ссылаясь на множество причин 一 от необходимости сохранения военной тайны и ограничения доступа к информации по соображениям государственной безопасности до требований обеспечить должный «моральный» и «патриотический» климат в стране. Однако полноценный государственный контроль над СМИ стал реальностью в Японии только на рубеже 1930-1940-х годов, во время войны в Китае, а затем и на Тихом океане⁸⁵. Тогда наметились еще два важных процесса, последствия которых заметны и сегодня. Первый — сокращение общего числа газет за счет объединения и слияния (например, местных по принципу «одна префектура — одна газета»), их унификация и стандартизация. Аналогичные меры были приняты в отношении журналов и нерегулярно выходящих изданий (вестников, бюллетеней различных обществ и организаций и т.д.). Второй 一 пропаганда «самоконтроля», т.е. самоцензуры журналистов, редакторов и издателей «в интересах государства». Речь шла не только о недопустимости критики в адрес правительства или армии; газетам и журналам было предписано воздерживаться от любой негативной информации о том, что происходит в Японской империи, будь то финансовые махинации или адьюльтер, катастрофы или самоубийства. С ухудшением экономического положения и падением уровня жизни под запретом оказалась реклама развлечений и предметов роскоши — ничто не должно было отвлекать граждан от «служения императору», каждого на своем посту.

Официально унификация (или, как ее предпочитали называть чиновники, «рационализация») прессы мотивировалась необходимостью не только «мобилизации национального духа», но и экономии стратегических материалов в «чрезвычайное время»; на практике это привело к практически полному подавлению свободы слова. В годы войны ужесточилась цензура, теперь сочетавшая предварительный и последовательный контроль. Проводником жесткой цензурной политики стало «министерство правды» 一 Информационное бюро кабинета министров, созданное в конце 1940 г. Массовый характер приняли издание перечней вопросов, не подлежащих освещению в печати 一 полный аналог деятельности советского Главлита (раньше подобные меры были единичными), а также прямое вмешательство государственных учреждений в работу редакций и издательств; например, с мая 1941 г. всем крупным журналам предписывалось заранее сообщать в инстанции о своих редакционных планах, вплоть до намечаемых авторов статей. Затем специальным решением Информационного бюро группе видных и вполне «благонадежных» политических аналитиков и публицистов либеральной ориентации во главе с известным и влительным Киёсава Киёси было запрещено печататься в массовых изданиях, гонорары за публикации в которых были основным источником их существования (большинство публицистов и писателей коммунистической ориентации попало под аналогичный запрет несколькими годами раньше).

«Министерство правды» возглавляли (в ранге министра) бывшие дипломаты Ито Нобуфуми, Тани Масаюки и Амо Эйдзи (в прошлом начальник Департамента информации МИД), а затем человек из мира прессы 一 главный редактор «Асахи» Огата Такэ-тора, известный вполне «либеральными» взглядами и сумевший вернуться в послевоенную политику в качестве одного из лидеров консервативных сил. Хотя во главе пропаганды и цензуры стояли далеко не самые ограниченные или безответственные люди, результаты их деятельности были плачевны. «Слушая утром радиопередачи, я нахожу их о скорбительными для умного человека,— записал Киёсава в дневнике 15 декабря 1943 г. 一 Это попытка заставить целый народ внимать ерунде, опустившейся до самого низкого уровня. Когда слушаю, прихожу в ярость»⁸⁶.

Поражение Японии в войне открыло новую эру в истории страны. Отмена цензуры, амнистия политических заключенных, реформа образования и, наконец, принятие новой конституции радикально изменили атмосферу в обществе. Навязанное свыше единомыслие, над созданием которого немало потрудились и СМИ, ушло в прошлое, но и новым властям были нужны инструменты воздействия на общественное мнение и манипулирования им. Эйфория «информационной вседозволенности» охватила страну уже осенью 1945 г., когда произошел моментальный и, казалось, полный отказ от всех прежних лозунгов и клише.