Японская фантастическая проза

— Теперь японцам придется страдать... Пока существовали их острова, у них был дом, куда они всегда могли вернуться, была родина — мать, растившая в любви и ласке своих детей и детей детей своих... Не так уж на свете много народов, которые столько лет владели. бы таким теплым домом... А вот народов, которым пришлось скитаться, жить в страшных лишениях и горе... таких народов немало... Вам-то хорошо, вы влюблены в свою родину. А тем, кому удалось бежать отсюда, кому удалось выжить... тем будет плохо... Им суждено шагать сквозь бури, не имея родимого дома, где они могли бы успокоить истерзанное сердце... Что ж, возможно, это единственный шанс для японцев стать, наконец, взрослыми, хотят они этого или не хотят... Народ японский, возможно, исчезнет, поглощенный другими народами... Но может случиться и другое... Поскольку кровь японцев, их язык, привычки и нравы сразу не исчезнут, они образуют где-нибудь свое крохотное государство. Понимаете, Тадокоро-сан, о чем идет речь... Конечно, наверное, хорошо и даже должно принять последний вздох любимой, оставаясь у ее ног. Но, Тадокоро-сан, вы могли бы и благословить будущее своих братьев и сестер, бежавших из тонущего дома. Правда, никто не услышит вашего благословения и почти наверняка никто никогда об этом не узнает... Но все равно, Тадокоро-сан, это же вы спасли десятки миллионов своих соотечественников. Понимаете? И я об этом знаю, признаю это и свидетельствую об этом... Разве вам этого мало? Вы же сделали...

— Да, да...— Профессор Тадокоро согласно кивнул головой.— Я понимаю...

— Ну, вот и хорошо, наконец-то...— Старик тяжело перевел дух.— Если так... больше ничего и не надо. Ведь вы... вы... для меня были... последней, самой трудной проблемой. Откровенно говоря, мне не хотелось оставлять вас с вашими мыслями. Да... это единственное, что меня мучило... как горький осадок на сердце... Но теперь... я вас послушал... и мне кажется, наконец-то я понял японцев... В японцах было для меня что-то, не поддающееся пониманию...

— Это... как же? — Тон старика заставил профессора Тадокоро задать этот вопрос чисто машинально, не вкладывая в него особого смысла.

Старик вздохнул. Помолчал. Потом чуть слышно прошелестел:

— Ведь я... не чистокровный японец...— Он снова замолчал, потом с коротким выдохом сказал: — Отец у меня... был китаец, монах...

Профессор ждал, что старик еще что-нибудь добавит, но он молчал.

— Ватари-сан...

Профессор Тадокоро, спохватившись, поднялся и, усевшись у изголовья постели, долго смотрел на старика, потом прикрыл его лицо брошенным на татами темно-фиолетовым шелковым кимоно. Ветер все сильнее задувал в комнату, кимоно трепетало. Тадокоро, спустившись в сад, принес несколько камешков и положил их на рукава разлетавшегося кимоно.

Потом он вновь уселся у изголовья старика и в печали сложил на груди руки.

Свист ветра захлебнулся в страшном грохоте, земля содрогнулась, где-то в особняке с треском лопнула стальная балка.

Пик событий пришелся на сентябрь.

Граничившие с безумием спасательные работы, продолжавшиеся между тайфунами, были полностью прекращены в конце сентября, когда при взрыве сразу погибли четыре отряда спасателей, а десантное судно, с трудом сумевшее взять на борт около ста человек, едва выйдя в море, попало под прямой удар тайфуна и затонуло.

Сикоку, почти на сто километров переместившись на юг, уже полностью был под водой. От Кюсю оторвалась южная его часть и, переместившись на несколько десятков километров к юго-западу, затонула. Западная Япония, отделившись от Хонсю у озера Бивако, закружилась, словно отсеченная голова Дракона, повернулась восточной стороной к югу и, продолжая погружаться в море, распалась на куски. В крае Тохоку гористый район Китаками нырнул под воду на сотни метров, а горная гряда Оу, расколовшись, продолжала извергать огонь и дым. Считали, что от Хоккайдо, возможно, останется над водой только пик Асахи.

Заключительный акт трагедии разыгрался в Центральном горном массиве гряды Канто, к которому уже никто не мог приблизиться. Здесь, не прекращаясь, происходили сильные взрывы — энергия, вызвавшая перемещения, рождала все новые и новые потоки тепла, а морская вода проникала в растрескавшиеся и расколовшиеся скальные массивы. Горы разрушались, взлетали на воздух, а весь массив продолжал перемещаться вдоль шельфа в морские глубины. Одно время береговая линия чуть поднялась. Но это было не более чем всплеск — то же происходит с тонущим судном: перед окончательным погружением оно заваливается на бок и один борт поднимается выше другого. А здесь сила слепого гиганта тянула остатки архипелага в бездонную пучину.

В кают-компании «Харуны», где располагался штаб Д-1, Наката по-прежнему был занят обработкой поступающих данных. И вот в какой-то момент он обнаружил, что делать больше нечего. Совсем. Конечно, ему еще предстояло «переварить» целую гору различных материалов, чтобы написать отчет и завершить его короткой фразой «конец операции», но никаких новых данных уже ниоткуда не поступало.