Она развернула пакет и показала мужу кусок мяса — такой свежий, будто его только что принесли с бойни, прожилки жира разбегались по нему замысловатым узором. Мяса было много, и оно едва умещалось в бумажном пакете, на котором были изображены зеленые побеги бамбука.
— Э, да это же вырезка, — нахмурившись, произнес мужчина, — такое мясо теперь стоит очень дорого.
— Недешево, конечно.
— Не слишком ли расточительно для нас?
— Самое время вкусно поесть, — засмеялась она и положила большую связку лука на кухонный столик.
— Три… четыре… — считала девочка яйца в нише на внутренней стороне дверцы холодильника, — пять, ше-есть. Еще двух не хватает.
В нише было восемь гнезд для яиц, только два из них оставались пустые. Но от этих маленьких незаполненных гнезд на него повеяло жутким холодом безысходности. Где уж тут покупать дорогое мясо!
— Тиэ, закрой дверцу. А то лед растает, понимаешь?
— Да, — послушно сказала девочка и захлопнула дверцу. — Знаешь, мама, а яйца похожи на каштаны.
Вечером мужчина облачился в пижаму и, лежа на циновке, смотрел телевизор. В нагревшейся за день комнате все еще стояла духота.
Телевизор был старенький, на экране то и дело появлялись полосы, бесконечной чередой уплывавшие вверх. Регуляторы и антенна тоже были не в порядке, поэтому оставалось только терпеливо ждать, пока само собой появится сносное изображение.
После обильного ужина хозяин дома ощущал неприятную тяжесть в желудке, и это настраивало его на мрачный, меланхолический лад.
— Муть, — пробормотал он и выключил телевизор. — Хоть бы какую-нибудь интересную программу показали.
— Ложись-ка спать, — предложила жена. Она сидела на полу и все время, пока он смотрел телевизор, занималась шитьем.
— Только ем да сплю… — как бы оправдываясь, проворчал он. — Так не годится.
— Когда-нибудь начнешь работать, — сказала жена, кладя шитье у изголовья. — Ты ведь не привык сидеть без дела.
— Мне все опротивело.
Внезапно он пришел в возбуждение и, все более ожесточаясь, быстро заговорил:
— Меня предали. А ведь я проработал двенадцать лет. Незачем было меня выгонять. На работе полно бездельников, а они именно меня…
— Ну перестань, пожалуйста, — пыталась успокоить его жена. У нее был удивительно мягкий характер. Казалось, что она родилась для того, чтобы успокаивать людей. — Такая уж судьба. Может, и тебе скоро повезет.
— У меня начисто отбили всякое желание работать, — продолжал он.
— Тогда отдохни пока, побездельничай.
Жена безмятежно улыбалась, на лице не было и тени досады.
— Но что будет, если я не устроюсь на работу? — с беспокойством произнес мужчина.
— Пойду работать я.
— А ребенок?
— Ты будешь присматривать за ним.
Он помолчал, закурил сигарету.
— Поживи пока беззаботно, в свое удовольствие, — не утешая его, а как-то очень естественно продолжала жена. — Ты просто устал.
Мужчина снова поглядел на жену. На ее лице играла улыбка.
— Тиэ будет страшно рада, если сможет играть с папой, с ним вместе гулять, — добавила жена.
«А ведь я почти не занимаюсь девочкой, — подумал он. — Разве что попрошу рассказать сказку про Каштанчика».
— Верно. Буду почаще гулять с Тиэ, — согласился он, гася окурок в пепельнице. — Буду провожать ее в детский сад и приводить домой.
— Вот и хорошо, — кивнула жена.
— А искать работу, пока не истечет срок пособия, не пойду.
— Правильно. Да и когда срок кончится, совсем не обязательно сразу же идти на работу.
Он взглянул на жену и со вздохом произнес:
— Покладистая ты у меня жена.
— Уж какая есть.
— При такой хорошей жене, как ты… — неторопливо продолжал он, отворачиваясь к стене, — мое положение еще сильнее меня злит.
— Извини, пожалуйста.
— Вот глупая. Почему ты должна извиняться?
Из угла, где спала девочка, послышалось сонное бормотание.
Когда на ночь на полу стелили матрасы, ступить было уже некуда. Матрас девочки с трудом втискивался с краю и даже загибался на стену.
Мужчина обернулся. Девочка лежала с открытыми глазами и глядела в его сторону.
— Папа, — ласково произнесла она.
— Что, доченька? Хочешь по-маленькому?
Девочка отрицательно качнула головой, радостно улыбнулась, нежно погладила лежавшего рядом Каштанчика, положила голову на подушку и, довольная, закрыла глаза. Вскоре из угла донеслось легкое, равномерное дыхание.
— Она всегда так, когда отец дома, — сказала жена, поправляя покрывало, которым была накрыта девочка.
Он помолчал, потом снова улегся на постель.
— Каштаны, наверно, уже поспели.
— Что?
— Каштаны. Настоящие каштаны. В зеленой кожуре с колючками.
— Ничего удивительного. Ведь уже осень, — сказала зевая жена.
— Сяду как-нибудь с Тиэ в электричку и повезу ее туда, где растут каштаны, — рассеянно произнес он, глядя на низкий потолок.
— Вот было бы хорошо! А найдете ли вы каштаны?
— Не знаю. Наверно, где-нибудь они есть, но, где точно, не знаю, — ответил он. — Теперь, куда ни глянь, сплошные дома да праздно шатающиеся люди.
Наступил день, когда он снова отправился на биржу труда.
Сколько раз приходил он в это уродливое, кичливо выставляющее напоказ свои бетонные стены здание. Глубокое уныние охватывало его при виде толпы усталых, ожидавших своей очереди людей.