Японская новелла 1960-1970

В смехе мужа Юри не почувствовала ничего, кроме безобидного подтрунивания.

— Юри, неужели у вас действительно хорошая память? Что-то не верится. Я ведь человек лирического склада, любитель красивых романов, так что…

Юри попыталась вспомнить, как было, когда она спала с Фрэнком, но не смогла. Во всяком случае, ни романа, ни лирики не было.

— Это ты-то человек лирического склада?! Не смеши! Ты прозаичен и обладаешь объективностью историка, который служит повелителю, находящемуся в зените власти, — сказал Такэси.

— Каждый человек старается осуществить свою мечту. Вот я и пытаюсь быть лиричным.

— Ну, это другое дело! А вы как, мадам? По-моему, одно время вы просто захлебывались от лирики, как истинный поэт, — сказал Такэси, взглянув на жену, и пошел в кухню за вином.

— Оказывается, вы до сих пор влюблены в Такэси, а он в вас.

— Если ваши наблюдения позволяют сделать вам такой вывод, значит, так оно и есть. Вы ведь обладаете объективностью историка, служащего повелителю.

— Вот именно! Оттого и страдаю. По-моему, муж и жена должны иметь убежище для совместного одиночества и свои собственные слова для беседы между собой. Иначе слишком уж все пусто. А меня постоянно вынуждали изъясняться общими фразами, и, когда мое терпение кончилось, я быстренько развелся.

Вернулся Такэси, передал Фрэнку бокал мартини.

— Ну как, я не слишком быстро? Успели объясниться?

— Ты отсутствовал как раз столько, сколько надо.

— А по-моему, слишком мало! — с притворным вздохом сказала Юри.

— Такэси, ты знаешь, заседание ученого совета в нынешнем голу состоится в городе А. Я там побуду подольше, мне обязательно надо повидаться с ребенком. — Фрэнк перевел разговор на детей.

— С каким ребенком?

— Со старшим. Мальчишке уже девять, и он научился говорить довольно горькие вещи.

— Они уж такие, наши дети. Я, например, дочки боюсь гораздо больше жены. Да и Юри тоже боится — заставляет меня считаться с собой, а сама считается только с дочерью.

— Вполне естественно. Риэ — умная девочка, а в последнее время становится очень привлекательной. Вам, должно быть, неспокойно.

— Особенно если в доме такой мужчина, как ты.

— Да что ты! Я ведь теперь паинька.

— Знаешь, у Юри с недавних пор появились какие-то странные ощущения… Она, кажется, беременна.

Фрэнк бросил пытливый взгляд на талию Юри.

— В двадцатом веке беременность уже не является символом счастья. Как раз наоборот — это катастрофа, это шаг к бесплодию. И американская литература так считает, начиная с Фолкнера.

— Наверно. Но нам наплевать на цивилизованные страны. В нашей семье это символ мира.

Юри подмигнула Фрэнку.

— Вы мыслите широкими категориями и заглядываете в будущее, на сто лет вперед. Почему же тогда «символ мира»? Скорее уж, предтеча революции!

— К нам это все равно не относится, — сказал Такэси. — У нас в доме все спокойно.

Фрэнк взглянул на Юри.

— Юри, надеюсь, вы не на свидание идете?

— Я бы попросил не внушать моей жене странных мыслей! — усмехнулся Такэси.

— А ты что, иногда волнуешься? — спросил Фрэнк.

— Да как тебе сказать… Пожалуй, порой и настраиваюсь на волнение. Если Юри ни с того ни с сего становится очень уж оживленной. И потом, надо же иногда говорить жене комплименты. Вот сегодня, например, она с таким рвением пекла печенье, словно собиралась отравить всех гостей.

— Фрэнк, неужели у вас нет ни капли сострадания к женщине, с которой так обращается муж?

— Сострадание растет во мне с каждой секундой. Пожалуй, я не прочь вас утешить.

— Давай, Фрэнк, не стесняйся! Только, прошу вас, не исчезайте вдвоем. А то не хватит партнеров для бриджа. Вы как-нибудь в другой раз, ладно?

— Ронда сказала, что минут на десять опоздает, — переменил тему Фрэнк.

— Сколько раз вы виделись на прошлой неделе?

— Один. У Ронды очень развито чувство собственности, при встречах она совершенно не позволяет отвлекаться…

Это Фрэнк сказал специально для Юри. Юри, подцепив большим пальцем ожерелье, поднесла его к краешку губ и взглянула на Такэси.

— Знаешь, Ронда на прошлой неделе ужинала с одним дорожным инженером, который приехал из Чикаго. Пригласила его к себе. Но к сожалению, никто не видел, когда он от нее ушел.

— Да ну?

Фрэнк, глядя на ожерелье Юри, сказал:

— Значит, я дал маху. Мог бы провести вечерок с Сашей или с Кэйко.

— Только не с Кэйко. Скука будет смертная, ее ведь прямо распирает от чувства собственного достоинства. Саша — другое дело. С ней, пожалуй, можно получить удовольствие, — живо отозвался Такэси, поглядывая на Юри.

— Прошу вас, не забывайте, что сегодня среди гостей будут дамы!

Фрэнк усмехнулся.

— Пока нет посторонних, думаю, нам с Такэси можно поболтать. Вы, Юри, не в счет. Вы же супруга хозяина дома.

— Кажется, да.

Раздался звонок. Юри и Такэси вместе пошли открывать.

Это были супруги Йокота. За их спиной стояла Мацуура.

— Проходите, пожалуйста, прошу вас!.. Наконец-то хоть чуточку посвежело… О-о, Йокота-сан, какая изумительная расцветка! Этот материал, кажется, называется «подсолнечник», да? Просто ослепительно!.. А вы, Кэйко-сан, какая сегодня шикарная!