— Красиво ты говорил, а потому, так и быть, пущу-ка я в тебя одну стрелу. Только после этой стрелы тебе уж не жить, так что пусть она будет тебе утешением в будущей жизни! — натянул лук и выстрелил. Стрела с треском разбила переднюю луку седла Корэюки, пробила несколько слоёв латной юбки-кусадзури, пронзила седока насквозь и застряла в задней луке седла. Корэюки, видно, жалея, что поражён первой же стрелой, поспешно достал ещё одну стрелу, поднял лук, дважды, трижды понукал коня — но помутилось у него в голове, разом выронил он лук со стрелой, поник и повалился. Держала его в седле стрела, но потом переломилась, и он упал.
Слишком уж решительные воины — такое ли вы хотите услышать о себе?[246]
Конь Корэюки, взбрыкивая, доскакал до западного берега реки, его увидел Камада-но Дзиро Масакиё и сказал правителю Симоцукэ Ёситомо:
— Взгляните-ка! Стрела на спине у этого коня! Не иначе — сам господин Хатиро её пустил. Я такого ещё не видал! Всадника нет. Стрела пробила переднюю луку, а всадник наверняка был в доспехах. Страшная дыра! — и цокал языком от удивления. Ёситомо посмотрел и сказал:
— Хатиро, конечно, славится своей стрельбой из лука, только где ж такое видано? Пусть его стрела и пробила переднюю луку — но чтоб пронзила всадника и застряла в задней луке? Это Хатиро нарочно такое подстроил, чтоб напугать прочих. Да разве бывают в этом мире такие люди, чтоб прострелить насквозь всадника в доспехах вместе с седлом? Масакиё, давай-ка схватимся с ним разок!
— Слушаюсь! — отвечал тот, взял сотню воинов и подъехал к воротам: — Кто защищает эти южные ворота в конце улицы Ооиномикадо — Минамото или Тайра? Это говорит сын кормилицы правителя Симоцукэ, Камада-но Дзиро Масакиё! — крикнул он.
— Здесь Хатиро Тамэтомо из Цукуси! А ты — потомственный вассал нашего рода! Нынче ты мой враг, но как ты можешь злоумышлять против своего господина во многих поколениях? Убирайся отсюда! — изволил ответить Тамэтомо. Масакиё насмешливо улыбнулся и сказал, не выбирая вежливых слов:
— Тот, кто был наследственным господином раньше, — ныне разбойник, совершивший восемь злодеяний![247]
Я, Масакиё, сейчас исполняю приказы второго военачальника! Давайте-ка проверим, попадёт ли стрела вассала в потомственного господина! Эту стрелу пускаю не я — это стрела божеств, которых почитают в святилищах Исэ и Сё-Хатимангу! — едва договорив это, он выпустил стрелу, стараясь поразить Тамэтомо.Стрела прошла перед самым лицом Тамэтомо, скользнула по защитной маске-хацубури и вонзилась в левую изогнутую пластину шлема у виска. Обуреваемый злостью Тамэтомо с яростью вырвал и отбросил стрелу и даже не стал стрелять в ответ:
— Не стану я тратить стрелу на такого подлеца! Догоню, схвачусь и возьму его живьём! — сказал он и зажал свой лук под мышкой. — Этот Камада не должен уйти! Не упустите этого Масакиё! — и во главе двадцати восьми всадников с криками пустился в погоню.
— Не возьмёшь! — крикнул Масакиё, развернул коня, пустил его в галоп, одновременно нахлёстывая коня плетью и подгоняя стременами, и ускакал вдоль реки на два тё.
— Где же он? Куда он подевался? — кричали преследователи. Так доехали они до западных ворот храма Хосёгонъин. Масакиё так и не появился, и тогда Тамэтомо осадил коня.
— Воины! Не увлекайтесь преследованием, только утомите коней. И неизвестно, что там с воротами — того и гляди враги вломятся, если слишком далеко отъедем. Господин Судья Тамэёси хоть и крепок душой, но годами стар, не выстоит. А старшие братья — они только на слова горазды, а малыми силами большое число врагов не сдержат. Поехали! — и с тем повёл их назад.
Масакиё же, хоть путь его лежал на запад от улицы Ооино-микадо, подумал: «Нехорошо, если приведу врагов прямо к господину!» — и отъехал на три тё по восточному берегу, а увидев, что враги повернули назад, верхом переехал реку, поднялся на берег и тогда уже поскакал к Ёситомо, правителю Симоцукэ. Соскочил с коня, снял шлем, привесил его к панцирю, взял лук под мышку и сказал, тяжело дыша: