Японские сказания о войнах и мятежах

— Пришёл час тебе отблагодарить меня за заботу во все те годы, что ты мне служишь! Перед господином правителем высказал я, что лежало на сердце. Негоже мужчине менять решение, если он уже о нём объявил. К тому же стыдно будет, если сейчас не выеду к Тамэтомо и поверну — что подумает обо мне господин правитель и что подумают соратники? Что мне остаётся, кроме как крикнуть Тамэтомо: «Хатиро, стреляй в меня! Посмотрим, какой след оставит твоя стрела!» А если бы все рассуждали: «У нас много людей — нападаем, а когда людей не хватает — не нападаем», — кто бы смог прославить своё имя в старину и в нынешние дни? Если погибну, закопай тело и сообщи жене и детям о том, как я погиб. А выживу — будешь потом свидетелем. Давай, кроме тебя никого больше нет! — так сказал. Слуга его отговаривал, но он ничего не слушал. Развернул коня и поехал в сторону ворот. Среди воинов Киёмори, правителя земли Аки, слыл он хорошим лучником. Лук у него был сильный, а стрелы были длиной в тринадцать ладоней и два пальца. Был на нём потёртый доспех с чёрной шнуровкой. Шлем, украшенный пластинами-кувагата, сдвинул он повыше, чтоб не мешал в битве, в колчане за спиной высоко поднимались над ним стрелы, оперённые чёрными орлиными перьями. Сжимая в руке двухслойный лук, оплетённый глицинией, восседал он на гнедом коне под чёрным седлом. Не лгал он и не хвастался. Думал он: «Попробую-ка напасть!» — и проговорил вполголоса:

— Хоть и говорят, что страшная сила у стрел Хатиро, но я, Корэюки, всё-таки попробую его опередить и выпустить в него хотя бы одну малую стрелу — и посмотрим, на чьей стороне удача! Когда выходят на поле брани те, кто берёт в руки лук и стрелы, то погибнуть — обычное дело, а вернуться домой живым — чудо! — так сказал он и пустил коня к воротам. Тогда этот тонэри говорил:

— Вы говорите, что я проявлю так благодарность за годы службы — но ведь на самом деле воину, вышедшему на поле битвы, стыдно возвращаться домой живым. Пусть я и низкого звания — но обидно, что вы говорите: «Стой и будь свидетелем моего поступка!» Я должен повсюду следовать за вами! Ради того, чтобы остаться в живых — смогу ли просто стоять и смотреть? Лучше уж я прежде вас распрощаюсь с жизнью! — так сказал и, потрясая алебардой-нагината, побежал на воинов господина Хатиро. После того его никто больше не видел.

Увидев такое, Корэюки ещё больше исполнился решительности и молвил:

— Я, Корэюки, не так уж умел, и вы обо мне ещё не изволили слышать! Сегодня впервые встречаюсь с вами! Я — из воинов правителя земли Аки Киёмори, зовут меня житель земли Ига Ямада-но Косабуро Корэюки, двадцати восьми лет. Пусть я не заслужил ещё славу храбреца, но я — внук того Ямада-но сёдзи Юкисуэ, что когда-то схватил разбойника Татээбоси с горы Судзука и преподнёс его государю! Пиратов, грабителей, разбойников ловил я без счёта! Сражался в трёх больших битвах и ни разу не выказал трусости. И знатные и низкорождённые, старые и молодые — те, кто умело владеет луком и стрелами и сердцем тверды — поступают друг с другом благородно. Взглянуть бы мне хоть раз на прославленного господина Тамэтомо! Если погибну от вашей стрелы — будет это мне утешением в будущей жизни, а останусь в живых — то обрету славу в этом мире! — так говорил он.

Услышав это, Тамэтомо подозвал своего молочного брата, Судо Куро Иэсуэ:

— Что делать? Он там наверняка уже натянул лук и ждёт. Если решил стрелять в самого Тамэтомо — значит, он уверен в своих силах. Будет стрелять на голос и постарается попасть под шлем. Думаю позволить ему пустить первую стрелу. Вторая стрела за мной, и я в него попаду. Стрелять буду так, чтоб стрела прочно засела и люди могли посмотреть на стрелу Тамэтомо. Так будет хорошо? — сказал Хатиро Тамэтомо. Был он одет в кафтан-хитатарэ из светлой ткани, доспех со шнуровкой из китайского шнура, и ещё с часа Лошади надел он шлем, украшенный головой дракона. Препоясан он был большим мечом, ножны которого отделаны металлом, с колчаном на двадцать четыре стрелы — одну он уже выпустил, а остальные стрелы, оперённые фазаньими перьями, возвышались у него за спиной. Сжимая оплетённую рукоять по-настоящему сильного на вид лука в восемь сяку и пять сунов длиной[244], восседал он на чалом коне, в котором было больше чем четыре сяку и семь сунов роста[245], откормленном и могучем, с пышными хвостом и гривой, под чёрным седлом с золотой отделкой. Выехал он, слегка развернул коня и сказал:

— Слыхал я, что есть такой среди воинов Киёмори! А я — Хатиро из Цукуси, Минамото-но Тамэтомо! — только назвал он себя, как с той стороны полетела стрела, ведь Корэюки ждал с натянутым луком. Стрела Корэюки вмиг прошила латную юбку-кусадзури Тамэтомо с левой стороны. Сильный был выстрел, как он и предсказывал. Тогда Тамэтомо наложил на лук свою стрелу с узким наконечником и сказал: