Японский городовой

Русский матрос, однако, отличался от многих других отсутствием страсти к резне беззащитных. Тем японцам, кто не принял участия в нападении, ничего не грозило кроме разве пары тумаков, их просто согнали на верхнюю палубу и отправили на «Мономаха», где спустили в трюм. Затем призовая партия под руководством механиков и офицеров рассыпалась по палубам, таща в шлюпки всё, что представляло на офицерский или матросский взгляд какую-либо ценность: лоции, карты и книги, пару аккуратно снятых с места 120-миллиметровых орудий и десятки патронов к ним, старинное холодное оружие и чайный сервиз сацумского фарфора из кают-компании, и прочая и прочая. Сам же Дубасов направился на корму, где его добычей стал кормовой флаг крейсера, пополнивший хотя бы и на время его обширную коллекцию. Впрочем, на «Мономахе» его ждал сюрприз — желавшие порадовать капитана матросы выловили из воды и поднесли ему чудом оставшийся на плаву флагманский брейд-вымпел «Хиэя», ставший в этой коллекции поистине жемчужиной51.

Небесный Государь опять провожал уходящие русские крейсера взглядом, стоя на пирсе, и испытывал очень сложные чувства. Визит на «Мономаха», где его вновь принял Николай, поверг его в смятение. Что-то подобное ему довелось испытать разве что в пятнадцатилетнем возрасте, когда он стоял перед безумным великаном Сайго и другими «сторонниками императора», явившимися в его дворец в Эдо, чтобы «освободить» его от «тирании сёгуна». Унижение и страх… почему он должен испытывать их, стоя перед наследником Севера, а не заносчивые Советники, спрятавшиеся за его спиной, в своих поместьях? Если бы их можно было плетьми пригнать сюда и поставить перед молодым человеком с изуродованным лицом, под его ужасающим взглядом, подобным ещё одному восьмидюймовому жерлу его крейсеров…

Невозможно было вообще понять, что произошло в море. Офицеры отряда погибли все, кроме помощника главного механика с «Чиоды», проведшего последние двое суток безвылазно у себя в котельном отделении, а выжившие матросы несли всякую чушь про Чёрных демонов, неуязвимых и разрывающих броню как бумагу52. Русский же наследник пребывал в ярости, тщательно скрываемой за маской невозмутимости. Третье нападение подряд в течение неполных суток, да ещё и с использованием броненосных кораблей, обошлось Японии в острова Цусима и Рюкю. Небесный Государь подписал подготовленные для него бумаги без колебаний: объявленной русским принцем альтернативой было объявление войны, пленение самого Государя, немедленное разрушение корабельной артиллерией портов Кобе и Осаки, и последующая бомбардировка Токио. Противопоставить всесокрушающей мощи русских было нечего — флот либо лежал на дне, либо находился далеко, да и поверить в его способность оказать сопротивление было теперь невозможно.

Кто там говорил, что русский наследник - лишь наивный и восторженный юноша, кажется, бедняга Такэхито? Маленький принц дорого заплатил за свои иллюзии, впечатление Государя было прямо противоположным. Николай теперь напоминал ему тигра, вырвавшегося из расставленной на него ловушки: смертоносного, обманчиво спокойного и предельно осторожного. Его требования, случайно или по божественному наитию, нанесли удар в самое сердце тщательно взлелеянного Советниками плана покорения ближних земель континента. Такой человек не поддастся иллюзиям и дурным советам, не допустит слабости и не проявит неосмотрительности.