Японский городовой

Решив про себя спросить об этом при случае, Николай задал другой вопрос:

- Попали?

- Близкий недолёт, почти попадание.

- Ясно… - Николай был уверен, что подал команду вовремя. Видимо, сказались другие причины...

От кормового орудия пронесли ещё одно тело, с разбитой в кровь головой, в разорванной робе, и уложили к убитым. Матрос корчился и зажимал руками живот, изо рта у него шла кровь. Снова пошли рапорты о готовности, даже от вроде бы повреждённого первого орудия, и Николай вновь вернулся к прицелу центральной пушки, выжидая момент:

- Пали.

- Пали!

Все пять пушек выстрелили разом, протянулись бесконечные полторы или две секунды полёта снарядов, и борт «Чиоды» окутался дымами разрывов, а затем вспух изнутри клубами пламени. Барятинский опустил подзорную трубу:

- Попадание, все пять снарядов, внутренний взрыв! У японца в борту пролом сажени в три!

- Прицел не менять! - Николай решил продолжать бить в ту же точку. Вести точную стрельбу, пытаться выбить раскиданные по всему кораблю орудия — слишком тонкая игра для случайных командиров, управляющих необученным экипажем. Но снаряды раз за разом ложатся примерно в одну линию, а где была труба — там должны быть и котлы, и если удастся поразить их, то «Чиоде» точно конец.

С верхней палубы кубарем скатился матрос, выкрикнул во всю глотку:

- «Хуей», мать его б…., тонет, «Мономах» поворачивает нам на выручку! Их королевское благородие Георгий просят так держать, разноси японца в щепки, ..и его мать! - и стремглав унёсся вверх по трапу, как белка по сосне.

- Их королевское благородие, значит… но почему он? - Николай рассмеялся, возвращаясь к привычному выжиданию момента. Тот настал почти сразу, стоило прийти рапорту от последнего орудия, и все пять пушек вновь выстрелили чётко и слаженно. Наблюдавший за попаданиями Барятинский с восхищением высказался, помянув Господа Бога, Богородицу и Святого Духа, и их взаимопроникновение по церковному канону. Впрочем, генерал тут же поправился, сообщив:

- Простите, Ваше Высочество, увлёкся! Попадание всему пятью, точно в ватерлинию! Обшивку сорвало, там теперь ворота чуть ли не в восьмую часть всего борта, пошире кремлёвских! Ещё один залп, и конец голубчику! Его просто разорвёт пополам!

По батарее прокатилось «Ура!», матросы удвоили усилия, торопясь перезарядить орудия, когда продолжавший наблюдать за «Чиодой» Барятинский вдруг с недоумением сказал:

- Японцы спускают флаг. Да, так и есть, кормовой тоже. Прекратили стрельбу. Поднимают белый флаг… Японцы сдаются!

Николай поморщился и коротко выругался по-французски, что вообще случалось нечасто. Он только вошёл во вкус, уже загадав, что добьёт «Чиоду» ещё с двух залпов, и сейчас ему было обидно… будто голубя, которого он долго выцеливал, вдруг растоптала лошадь. Ну что за невезение в последние дни, право слово…

Дубасов при виде белого флага едва успел отменить уже готовый бортовой залп, тоже не без сожаления. Демоны кровожадности и разрушения, жившие в его душе, ещё не насытились гибелью двух японских корветов, однако нужно было признать — честь принуждения «Чиоды» к сдаче принадлежала не ему, а артиллеристам «Азова». Корабли остановились и, отправив шлюпки собирать выживших на месте гибели «Конго» и «Хиэй», сам Дубасов на разъездном яле отправился с визитом к цесаревичу. Если тот, избави Бог, был снова ранен, оправдаться перед Государем Императором будет очень непросто…

Созерцание жутких разрушений «Чиоды» избавило капитана на время от дурных мыслей, а на палубе «Азова» его приветствовали относительно невредимые Николай и Георг, и от сердца Дубасова окончательно отлегло.

- Ваши Высочества, поздравляю Вас с блистательной и несравненно быстрой победой! От первого японского выстрела и до поднятия «Чиодой» белого флага, двадцать семь минут и сорок три секунды, небывалый случай в морском бою отряд на отряд! - Дубасов всегда умел неожиданно козырнуть чем-нибудь эдаким, и завоевать симпатии нужных людей. Вот и сейчас, кому кроме него пришло бы в голову засекать продолжительность боя по хронометру? Это сработало, Георг зарделся как маков цвет, и даже куда более невозмутимый Николай улыбнулся и с достоинством наклонил голову:

- Поздравляем вас, Фёдор Васильевич, честь командования отрядом и утопления обоих японцев бесспорно ваша! Примите также благодарность, и передайте команде «Мономаха» моё удовольствие великолепной выучкой и действием в бою!

- Непременно передам, государь, Ваша похвала — лучшая награда для нас. Однако же должен сказать, судя по разрушениям «Чиоды», что огонь «Азова» также стал не хуже нашего…

Цесаревич вновь наклонил голову, принимая похвалу, а Георг пояснил:

- Ники принял командование шестидюймовой батареей в бою, и пятью залпами нанёс «Чиоде» полное поражение.

- А Георгий принял командование фрегатом после гибели Оскара Адольфовича, и управлял им в течение почти всего боя.

«То есть минут пятнадцать от силы, которые фрегат просто шёл прежним курсом» - мелькнуло в голове Дубасова, однако сказал он другое:

- Примите моё восхищение, Ваше Высочество… и Ваше Высочество…