Японский парфюмер

И мы покатились снова. Близнецы вторили нам радостными воплями, щенок лаял и носился по комнате.

– Давай выкладывай! – потребовала Галка, когда, отсмеявшись, опустошенные, как будто пьяные, мы сидели, бессмысленно глядя друг на друга.

– Я не знаю, что мне делать, – начала я.

– Любовная лодка разбилась о быт?

– Он пьет!

– Сейчас все пьют, – хладнокровно заметила Галка.

– Но… я так не могу!

…Я никак не могла привыкнуть, что у меня есть муж, что я замужняя женщина. Брак мой был на редкость неудачным, о чем я, по неопытности, не имела ни малейшего понятия и наивно ожидала, что все как-нибудь само собой образуется. Эрик был единственным сыном крупного хозяйственного работника, избалованным, не знающим ни в чем отказа, ленивым и невежественным. С дурными привычками к тому же, вроде пристрастия к картам и спиртному. В моей семье был культ труда и образования, а также довольно жесткие моральные устои. Эрика пристроили на иняз, где он и учился, если можно назвать учебой прогулы, проваленные зачеты и вечную академическую задолженность. Меня, как серьезную студентку и ответственного человека, попросили подтянуть лентяя. Эрик был красивым парнем с обаятельной улыбкой и приятными манерами, добродушный, безвольный и безразличный ко всему, кроме нескольких приятелей, преферанса и, как ни странно, стихов. Он сочинял стихи запоем, постоянно, чуть ли не говорил в рифму. Его комната была завалена листками с рифмованными строчками. Когда на Эрика находил сочинительский стих, простите за каламбур, он хватал первый попавшийся клочок бумаги – старый конверт, газету, салфетку – и творил. Его мама, Светлана Даниловна, поощряя увлечение сына, разложила повсюду чистые блокноты, не забыв даже про туалет. Наверное, стихами он меня и покорил. Его мама одобряла наши отношения. Я нравилась ей. Я была так не похожа на подруг Эрика.

Нас поженили раньше, чем я сообразила, что происходит. Для меня красивое свадебное платье, ритуал в ЗАГСе, гости и крики «Горько!» были игрой, а о том, что такое семейная жизнь, я, выросшая без отца и не имевшая взрослых подруг, понятия не имела.

Нам сняли квартиру. Платили родители Эрика, разу-меется. Мама не одобряла мой брак, считая, что нужно сначала окончить институт и получить диплом, а уж потом… Но и не мешала.

К моему изумлению, Эрик не хотел вставать по утрам, чтобы идти в институт. Каждое утро я подолгу его будила, уворачиваясь от летящих подушек и воспринимая это как все ту же игру. Мне, наделенной повышенным чувством ответственности, не приходило в голову бросить Эрика и уйти одной.

Озадачило меня и появление молодого мужа в нетрезвом виде. Я, дуреха этакая, решила было, что он прикалывается – шатается, цепляется за стены, делает вид, что вот-вот свалится, смешно коверкает слова. Но когда он действительно упал и ударился об угол стола, разбив в кровь лицо, и выругался матом, я испугалась. Потом его стошнило прямо на пол. Эти сцены стали повторяться чаще и чаще. Я не знала, как ему помочь, и чувствовала себя виноватой. Эрик, проспавшись, просил прощения, каялся, целовал руки. А мне было страшно – я стала его бояться. Я была полна тоски и безысходности, я чувствовала себя пойманным животным. Любовь прошла без следа. Можно было, конечно, поделиться с мамой, но я стеснялась. Мама ведь предупреждала… И тогда я отправилась к Галке.

– Сейчас все пьют, – хладнокровно сказала Галка, выслушав мои сбивчивые жалобы. – Ну и что?

– Я его, наверное, не люблю больше…

– А раньше любила?

– Любила, кажется.

– Он что, бьет тебя?

– Бьет? Ну что ты, нет, конечно!

– Любовь, Катюха, штука нелепая и странная, – задумчиво сказала Галка. – Возьми моего Веника… Да я иногда готова прибить его! А потом оклемаюсь, успокоюсь, посмеюсь… Одно я знаю твердо: он самый родной и любимый.

– У меня не проходит, я ненавижу его, ненавижу и боюсь! – Я испуганно замолчала. Но слово вылетело, и словно шлюзы раскрылись. – Я не могу его видеть, мне противен его запах, голос, я никогда не забуду, как я убирала за ним, когда его стошнило. Я не могу больше! Не могу! – Я заикалась и всхлипывала, припадая к Галкиной груди, и она сказала:

– Так разводись к чертовой матери, зачем так мучиться! Детей у вас нет.

– Как это – разводись? – Я перестала плакать, заглянула ей в лицо.

– Обыкновенно. Бери шмотки и к мамочке.

– Мама еще ничего не знает.

– Так скажи ей!

– Даже не знаю…

– А мой Веник загулял, – буднично, как о чем-то, не стоящем внимания, сказала Галка.

– Как загулял?

– Элементарно. Встретил одноклассницу, старую любовь, и совсем с ума сошел. Приходит поздно. Дневник пишет. Я заглянула, а там стихи про любовь.

Опять стихи. Всюду стихи…

– И что теперь?

– А ничего. Пусть идет. Держать не буду.

– Как же ты с тремя?

– С четырьмя! – Галка похлопала себя по животу. – Не пропадем.

Я возвращалась домой, полная надежд на скорые перемены к лучшему. Во-первых, все пьют, а во-вторых, можно и развестись. Сейчас все разводятся. Главное, не падать духом! Как Галка.