Японский парфюмер

– Старик Добродеев уже оборвал вам телефон! – радостно сообщил он. – То, говорят, нет, то не пришла, то будет позже. Позвонил Сашке Ситникову, спросил номер мобильного, врет, что не знает. Ох уж этот Сашка! Вы не поддавайтесь на его чары. С ним ухо востро держать надо. Ну-с, и где же вы пропадаете, прекрасная охотница? А ведь обещали интервью! Знаете, я решил, что буду называть вас Амазонка! Екатерина-Амазонка! По-моему, класс!

Я с удовольствием вслушивалась в легкие шутливо-укоризненные интонации теплого баса. Какой славный человек этот Добродеев!

– У меня отпуск, Алексей Генрихович. Брожу по городу и радуюсь весне. Просто не верится, что скоро Новый год. И думаю, что лучше – отправиться в Крым или на лыжах в лес? А как вы?

– Я – никак. В застое. Выражаясь политическим сленгом – в стагнации.

Тут я заметила, что, несмотря на бодрый тон, выглядит Добродеев неважно. Побледнел, осунулся, под глазами мешки. Правда, выбрит до глянца.

– Что-нибудь случилось?

– И вы готовы немедленно прийти на помощь? Нет уж, Екатерина Васильевна, пока без детективов обойдемся. Все в порядке. Просто хандра. Знаете, как это бывает… Впрочем, откуда вам это знать – вы так неприлично молоды. Так вот, просыпаешься однажды утром и думаешь, что тебе уже… натикало изрядно, и ничего нет впереди. И ты не состоялся, детей не родил, книгу не написал, дерева, и того не посадил! Случайный взгляд в зеркало на собственную морду лица, не внушающую больше ни малейших иллюзий, добивает. Работа осточертела. Друга близкого, чтоб припасть к его груди и долго и сладко рыдать, распив перед этим бутылочку хорошего коньяка, тоже нет. Женщина? Женщины нет, а есть женщины, извините за дешевый каламбур. – Он хмыкнул. – Екатерина Васильевна! Голубушка! Не слушайте вы меня, старого зануду!

Я расхохоталась. Все сегодня казалось мне замечательным. Даже нытье Добродеева.

– А знаете, какое самое лучшее лекарство от депрессии?

– Знаю! У вас, прекрасного пола, одно лекарство на уме – любовь!

– Любовь тоже неплохо. Но сложно. Нужно отправиться путешествовать. На природу, в лес!

– В пампасы и прерии! Вы серьезно? – Он смотрел на меня со странным выражением – как будто от моего ответа зависело что-то очень важное для него.

– Конечно, серьезно. Вот прямо отсюда – и в вечность!

– Знаете, Екатерина Васильевна, телепатия все-таки существует! Ведь я собирался в одно замечательное место, которое вполне можно использовать в медицинских целях. Как лекарство от ностальгии. Ну, не сию минуту, разумеется, а в принципе. Но одному туда ехать как-то не улыбается. Хотите, махнем вдвоем? Раз уж Бог послал мне вас, как кусочек сыра старой вороне, а?

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас? – передразнил он. – Так я и знал! Природа, лес, ахи, охи, а как до дела, помочь депрессивному другу, так сразу в кусты! Именно сейчас! Сию минуту! Ну?

– А куда?

– А сюрприз! Старик Добродеев знает такие места… Вам и не снилось!

– Даже не знаю… – нерешительно протянула я, зная наперед, что уже согласна. Мне вдруг страшно захотелось походить, проваливаясь в снег, по зимнему лесу, потрясти еловые лапы… Предчувствие радости охватило меня со страшной силой!

– Зато я знаю! – строго сказал Добродеев. – Старших слушаться надо. Вперед!

Машина плавно вильнула, набирая скорость – мелькнули городские окраины, какие-то складские строения, – и вырвалась на пустое загородное шоссе. Потянулись рощи, перелески и поля, покрытые снегом. Здесь была настоящая зима.

– Ой, смотрите, заяц! – вдруг закричала я. Справа от дороги, в снегу, сидел одинокий рыже-серый зай-чик. – А разве они не белые зимой?

– Не думаю. Никогда не видел белого зайца, – с сомнением отозвался Добродеев, – а перевидел я их изрядно. У меня друг в Западной Украине, в Карпатах. Вот где охота! И на оленей, и на зайцев, и на кабанов.

– И не жалко убивать?

– Людей убивают, и то жалеть некому.

Они помолчали.

Я сказала:

– Никогда не смогла бы убить.

– Человека?

– О господи, нет! Животное! О человеке и речи нет.

– Некоторых людей стоило бы. У меня есть друг, так он говорит, что собаку убить не смог бы, а человека, пожалуй, смог.

– Надеюсь, он шутит!

– Но иногда это решение проблемы.

– Не думаю! Сразу появится другая.

– Это как?

– Ну… допускаю, что загнанный в угол человек может пойти на убийство. Ему кажется, что это выход. И что дальше?

– И что же дальше? – поддразнивая, спросил Добродеев.

– Да он жить с этим не сможет! Спать не будет! Душу рвать раскаянием будет! Знаете, я читала, что убийцы приходят с повинной через десять, двадцать лет. Даже тридцать. А можете представить себе, как он жил все эти годы?

– Эх, Екатерина Васильевна, наивная вы душа! Мучения, раскаяния. Да посмотрите, что делается вокруг! Газеты читаете? Криминальные хроники?

– Читаю, и тем не менее… – Я прервала себя на полуслове, подумав: «Идиотка! У человека тоска, а я его развлекаю историями о раскаявшихся убийцах». – А у меня первый день отпуска! – похвасталась, с маху меняя тему разговора.

– А охотится кто? – просил Добродеев.

– Охотится?

– «Королевскую охоту» на кого бросили?

– На заместителя. Это мой первый отпуск за два года.