Японский парфюмер

– А как же бедный богатый миллионер Ситников и его проблемы?

– Не знаю. Не видела его целую вечность.

– Но вы же работаете на него? Разве нет?

– Не уверена.

– Вы такая таинственная сегодня… Я и сам его целую вечность не видел. Звоню иногда, но этот капиталист вечно в полете, занят, время – деньги… «Извини, Алеша, дружище, сейчас не могу! Бегу! Лечу! Ты же знаешь, мне хронически не хватает бабла на шампанское, женщин и карты!» – передразнил он воображаемого Ситникова. А раньше дружили. Деньги портят человека, Екатерина Васильевна. То есть большие. Знаете, он очень переменился… – Добродеев задумался. – Как недавно все было и как давно! Знаете, мы все были уверены, что они с Алиной поженятся. А потом, как гром среди ясного неба – она выходит замуж за Володю Галкина! Ну, для Ситникова это, может, и к лучшему, а вот Володьке не повезло. Алина была создана для подвига, а не для семейной жизни. Мне иногда казалось, что она заблудилась во времени. Ей бы родиться пару тысячелетий назад, какими-нибудь гуннами предводительствовать. В Средние века ее, несомненно, сожгли бы на костре. А у нас, в нашем времени, ей было тесно. Жаль ее, такая нелепая случайность…

– Что – «нелепая случайность»?

– Ее смерть.

– Разве ее смерть – случайность?

– А вам что-то известно о ее смерти?

– Ничего не известно. Но когда умирает насильственной смертью старшая сестра, а спустя полтора года другая, молодая, цветущая женщина… согласитесь, что-то здесь нечисто.

– Ситников – как царь Мидас! К чему не прикоснется, то либо превращается в золото, либо умирает. – В голосе Добродеева прозвучали неприятные нотки.

Мы замолчали. Я смотрела в окно на заснеженные поля. В машине было тепло и уютно, и меня стало клонить в сон.

– А знаете, я все-таки хочу написать о вас, – сказал вдруг Добродеев, – да и реклама вам не помешает. Тема – пальчики оближешь! Красавица-детектив! От мужиков отбоя не будет.

– Очень надо! – брякнула я.

Он рассмеялся и сказал:

– Внимание! Мы почти у цели.

Машина свернула на слабо наезженную проселочную дорогу.

– Похоже, здесь давно не ездили, – заметила я. – Вы уверены, что нам сюда?

– Уверен, уверен! Старик Добродеев знает, что делает! – В голосе его прозвучали знакомые хвастливые нотки.

Через пару километров мы свернули еще раз, прямо в лес. Если здесь и была дорога, то теперь ее скрыл снег. Жесткие еловые лапы со скрежетом проехались по бокам автомобиля. Я инстинктивно пригнулась. Машина, натужно ревя мотором, как танк, медленно продвигалась вперед, пока, налетев на какое-то препятствие, не остановилась.

– Все! – сказал Добродеев. – Приехали! Настоящая Сибирь, а, Екатерина Васильевна? – Он был неспокоен и внимательно всматривался в сугробы впереди. – Черт, не завязнуть бы! Толкать будете?

– Буду. А что это за машина?

– «Ауди». Машина сверхнадежная, но не для таких снегов, разумеется.

– А нам еще далеко?

– Нет, мы уже на месте. – Добродеев открыл дверцу машины со своей стороны и приказал: – Слушайте! – На лице его появилось преувеличенное выражение благоговейного восторга.

Тишина – ощутимая, оглушительная, мягкая, как пуховая перина, накрыла нас и поглотила. Мы находились в самом сердце дремучего леса, в окружении раслапистых темно-зеленых елей.

– Пошли! – Добродеев, перегнувшись через спинку сиденья, достал дубленку и, кряхтя, полез из машины. Я открыла дверцу со своей стороны и выпала наружу, угодив в засыпанную снегом ямку. Вскрикнула от неожиданности. Мне ответило лесное эхо.

Добродеев, не оборачиваясь, как трактор, уверенно зашагал в глубь леса. Я пошла следом, уклоняясь от тяжелых заснеженных еловых лап. Тишина, казалось, звенела. И вдруг я услышала звук… легкий, ускользающий, радостный… что-то знакомое… Как… щебет птицы!

Воздух был чист и сладок, пахло снегом. Идти было трудно, но я старалась не отставать. Раз или два я упала, поскользнувшись, с трудом поднялась, помогая себе руками. Наткнувшись на покрытую снегом корягу, я оступилась и, удерживая равновесие, ухватилась за еловую ветку. В ту же минуту на меня обрушилась снежная лавина. Взвизгнув от неожиданности, задохнувшись, я с размаху уселась в сугроб. И засмеялась, почувствовав, как холодные струйки тающего снега побежали за ворот свитера…

И тут я вдруг поняла, что это был за звук! Плеск воды! Где-то совсем рядом был ручей или небольшая речка. Безудержная радость, жажда жизни и действия затопили меня, и я закричала:

– Я живу! Я буду жить вечно!

– Давайте сюда, Екатерина Васильевна! – закричал Добродеев.

Он поджидал меня у громадного валуна, покрытого снегом. Не иначе принесенного ледником. Я добралась до камня и замерла, пораженная. Передо мной расстилалось покрытое снегом чистое пространство, почти идеальной круглой формы. Несколько серых валунов, неподвижные черные сосны, остатки засохшей болотной травы, едва слышно шелестящей. И журчащий звук падающей воды…

Добродеев на четвереньках, громко сопя, вскарабкался на камень и протянул мне руку. И, когда я уже стояла рядом, сказал:

– А теперь смотрите!