Тем не менее, и в буддизме, и в даосизме, и в конфуцианстве есть зафиксированные в канонических сочинениях основания, позволяющие пожертвовать жизнью одного человека ради спасения многих – речь идет о жестоком тиране. В христианстве есть собственная версия «священной войны», хотя детали ее могут оказаться различными в зависимости от теологического обоснования. В тантрическом буддизме есть даже особые заклинания, цель которых – помочь избавиться от злого деспота; некоторые китайские переводчики танской династии исключали их из своих переводов, но японские тантристы так или иначе сохраняли их, хотя они и редко ассоциируются со справедливостью. Хотя единственными войнами в старой Японии, «вдохновленными» буддийскими учениями, были народные восстания, перед глазами сегодняшних обывателей в телевизионных сериалах по-прежнему предстают порочные даймё, на службе у которых находятся кровожадные убийцы – приверженцы тантрического буддизма.
XII и XIII столетия стали свидетелями нескольких весьма значительных реформаторских движений в японском буддизме. Речь идет о возникновении дзэнской школы, школы Синсю и Нитирэна. Одной из ярких особенностей ранних дзэн-буддизма и Синсю было отвергание стремления к материальному, позаимствованного японским буддизмом у синтоизма. Учитель Государства Мусо Сосэки, живший в XIV столетии, один из наиболее выдающихся представителей дзэн-буддизма всех времен, являлся, быть может, самым непримиримым критиком «молитвы о выгоде». Советник одного из основателей второго сёгуната, Мусо отвергал также принцип оправдания вместо справедливости при ведении справедливой войны. Так, в своем знаменитом «Мутю мондо», по-прежнему одном из самых читаемых сочинений по дзэн-буддизму, Мусо говорит брату сёгуна:
«То, что сейчас люди взирают на вас как на своего военачальника, есть всецело результат прошлых добродетелей. Тем не менее, по-прежнему есть такие, кто противостоит вам, и лишь немногие из ваших вассалов без всякой корысти следуют за вами. Когда я вижу это, мне представляется, что в вашем прошлом все-таки недоставало благих причин. Поэтому как можно говорить, что ныне вы совершаете слишком много хороших дел?
Если вы сравните свои преступные деяния со своими добродетелями, чего, как вы полагаете, окажется больше? А скольких людей уничтожили вы как врагов? Куда отправиться уцелевшим семьям и слугам? И среди преступлений ваших не только гибель врагов, но и гибель ваших союзников».
Даже если отвлечься от всего остального, нельзя не восхититься мужеством Мусо, говорившего такое воину – а ведь перед ним был брат самого сёгуна. Несмотря на свой высокий ранг Учителя Государства, вряд ли он мог быть уверен, что неудовольствие сёгуната прямым или косвенным образом не повлечет за собой гибель или ссылку. Если верить буддийской «Сутре цветочной гирлянды», одному из главных классических источников дзэнской мысли, подобное мужество проявляет только тот, кто пребывает в состоянии пробуждения, известного как «бесконечная радость».
Несомненно, были и такие военные и политические советники, кого ни в коей степени не устраивали благочестивые и милосердные действия новых властей. В истории Азии подобное происходило не так уж редко. Многие известные военачальники и создатели империй и в Индии, и в Китае, становились ревностными буддистами в стремлении искупить свои грехи, накопленные за годы кровопролития. И результаты бывали разные.
Нечто похожее по-прежнему происходит в корпоративных войнах и прочих сферах, где правят противостояние и конфликты. Если говорить о международной политике и экономике, значительно возросшую за последние годы японскую помощь другим странам зачастую интерпретируют именно в этом плане.
Пожалуй, ничто не свидетельствует в большей степени о глубоких идеологических расхождениях между Японией и Западом, чем тот факт, что, несмотря на более чем столетнюю миссионерскую деятельность, очень немногие японцы приняли христианство. Если бы в конце XVI – начале XVII столетий сёгуны не выступили против христианства и не подавили бы его, ситуация могла бы быть совершенно иной.