«Даже люди, кажущиеся невежественными, порой произносят верные слова. Как-то один грозный и неустрашимый воин из пограничной области спросил своего спутника: “У тебя есть дети?” “Нет”, – ответил тот. “В таком случае ты не понимаешь жизни. Внутри тебя, должно быть, царит ужасный холод. Только тот, кто имеет детей, может полностью познать жизнь”.
Слова его, несомненно, справедливы. Если сердце воина закрыто для человеческой любви, то как в нем может проявиться сострадание? Даже те, у кого полностью отсутствует чувство долга по отношению к родителям, познают то, что те чувствуют, когда у них появляются собственные дети.
Люди, покидающие мир, чтобы стать отшельниками, свободными от земных тягостей, совершают ошибку, когда смотрят свысока на тех, кто связан мирскими узами и желаниями и культивирует человеческие отношения. Если взглянуть на это глазами тех, кто связан мирскими узами, то подчас их положение в высшей степени достойно сожаления – ради своих родителей, жен и детей они порой забывают даже о чувстве стыда и бывают вынуждены красть.
Поэтому вместо того, чтобы ловить грабителей и карать за преступления, лучше было бы управлять людьми так, чтобы они не голодали и не страдали от холода.
Когда люди постоянно лишены средств к существованию, сознание их беспокойно. Когда они находятся в отчаянном положении, они идут на кражу. Пока людьми не управляют должным образом, пока они страдают от голода и холода, конца преступлениям не будет».
Многие этические идеи, оказавшие и продолжающие оказывать глубокое влияние на сознание японцев, в большей или меньшей степени относятся не к изолированным поступкам как таковым, но к взаимоотношениям. Автор «Цурэдзурэгуса» придает огромное значение эмоциональному источнику нравственного чувства и приходит к заключению, что при спорах о путях рациональной организации общества необходимо, чтобы признание значимости человеческих чувств стало неотъемлемой частью логической аргументации.
В современной Японии при расследовании уголовных дел огромное внимание уделяется поиску смягчающих обстоятельств. Когда способность предвидеть возможные последствия поступка ослаблена, например вследствие алкогольного опьянения или крайне отчаянного положения, это учитывается в качестве существенных факторов, повлиявших на течение событий. Поэтому, несмотря на строгие и даже суровые законы, японская судебная система проявляет, до определенной степени, человеческое понимание и сочувствие, о котором говорят классические сочинения.
Отдельные моменты социальной критики в «Цурэдзурэгуса» справедливы и для дня сегодняшнего в не меньшей степени, чем для того времени, когда было написано сочинение. Одним их очевидных парадоксов японского общества является то, что практически все японцы считают себя принадлежащими к среднему классу, но при этом сознание их, если так можно выразиться, «глубоко сословное». Причем влияние его настолько значительно, что порой оно становится невыносимой удавкой даже для того, кто по доброй воле принимает его. Хотя это можно счесть пережитком прежних времен, наличие такого мировоззрения и последствия его действия вполне реальны и осязаемы.
Автор «Цурэдзурэгуса» показывает поверхностный характер подобной «заботы о социальном статусе» в сравнении с теми изначальными ценностями, на которых она основана: