Глеб отшатнулся от ожившего дерева. Великанша-сосна загрохотала, вскрикнула гулко, зашлась в скрипучем визге и раскололась по сердцевине. Земля колыхнулась, задышала. Расщеплённая лесина накренилась и ухнула в какофонию разрушения. Не мёрзлая почва отпустила рвущиеся корни.
Глеб не устоял на ногах, ударился коленкой о прикрытую опалью корягу, боли не почувствовал. Полз, катился или шустрил на четвереньках — не осознавал, но забился под выворотень, под струи раскрошенной супеси. Зажмурился, сжался. Свежая язва на плешивой шкуре одряхлевшего леса приняла инородное человечье тело холодно и жёстко, и защитила, как защищает раковина бесхребетную тварь. Просмолённые жилы, десятки лет кормившие и поившие огромное бессловесное существо, вскрикивали под ударами оброненных стихией полумёртвых деревьев. Оглушили пронзительные голоса бездыханных, вгоняющие в ямину, глубже и глубже.
Гигантский комель просел под весом неохватной сушины, и сучья, покрытые оранжево-красным налётом, вонзились в развороченную почву. Словно захлопнулась узкая клыкастая пасть, вымазанная кровью. Глеба обдало колким земляным холодом.
Дыхание прервалось. Сжатая до предела невыносимым гнётом пружина страха распрямилась. Человекоподобный зверь вывернулся из-под раскуроченного корневища и пустился наутёк. Инстинкт тащил его за шкирку, вопреки бессилию. По единственно верному пути спасения среди бесконечного множества ошибочных. Извилистому пути сквозь рушащийся бор.
Влево-вправо, вверх-вниз... ещё ниже, по-пластунски, змейкой, червём... вверх. Разогнулся, шаг-два, в сторону, плечо задело гудящую ель, и с костяным трезвоном брызнули тонкие сучки. Вперёд. Быстрее... через невозможно.
Не можешь идти — беги...
Он подныривал под стволы, чьи судороги ещё не погасили импульс падения. Прорывался через упругое и хлёсткое неприятие ветвей. Полз, вставал и вновь клонился оземь. В глазах то и дело мелькало небо, располосованное кишащими в хаотичной серости ломаными. Не чуял ног, и не ощущал больше ужаса. Все чувства выместила сосредоточенность на путеводных бороздках, прошарканных собственными неподъёмными ступнями, и на предупредительном скрежете над головой... отовсюду.
Он не сделал ни одного неверного движения. Не прогадал, не оступился, не помешкал. Выбрался из древесной гущи, взбаламученной обрушением заоблачного урагана. Последний барьер — корявая сосновая ветвь толщиной в изломе с бедро не самого тщедушного человека — рухнула на тропу, осыпала серо-палевой хвоей.