Ярь-Явор (СИ)

   "Это не собака" — подумалось. Помесь... волкособ. А подсознание шепнуло услужливо: оборотень... Отогнал прочь безумную мыслишку. Страха не было. Только неверие. Изумление. Ужас, запертый в тесном салоне, колотился в помутневшие стёкла и нечленораздельно потявкивал. Глеб с трудом встал. Переждал головокружение.

   Путь запомнился нескончаемыми буераками. Качкой и тошнотой. Глеб следовал за пёстрым загривком, возвышающимся над чёрными, серыми и рыжими спинами. Гладкошёрстные и лохматые псины. Молчаливые, ни один не гавкнул. Останавливались, ждали, смотрели исподлобья. Множество печальных карих глаз и пара пронзительно-жёлтых. Обычные дворняги и звероподобная костедробилка.

   Проводили до шоссе и тихо скрылись в лесу. Не переступили невидимую границу. Нежелание хвостатых дикарей высовывать мокрые носы из тени запомнилось. Прочее уплыло в туман.

   Глеб зализал раны, утряс разногласия. Чёрная полоса засветлела. Приструненные собаками подонки больше не всплывали с городского дна, только плеснулся слух о заводиле жалкой шайки, отошедшем от дел лихих из-за ампутированной руки.

   Дела повалили в гору, наладилась личная жизнь. Уважаемый человек, ворочающий немалыми средствами, красавица жена — статная улыбчивая брюнетка, три очаровательных ясноглазых дочери. По имени и бытие "любимцу богов" — шутила половинка... И тем ошеломительнее прозвучало бесстрастное заключение: неоперабельно. Внешне пока ещё человек, а по сути — ходячий каркас для метастазов. Тухлое мясо, высыхающее на костях. Необратимость распада упёрла линию жизни в безысходную развилку: умереть в больнице или умереть дома. С комфортом, умелыми сиделками, эффективными, судя по цене, лекарствами. С молитвами или проклятиями. Умереть.

   Или же...

   Глеб забился в загородное логово. Скромный особняк для культурного отдыха на природе, нарезанной заборами на ломти. Место уединения... условного, разумеется. Мысленного. Но время на риторические вопросы самому себе таяло, как шипучая таблетка в стакане горячей воды. Не единожды беспокоили тихие "звоночки", но дела заставляли отмахиваться и глушить пустяковые недомогания шипением новомодной панацеи "от всех симптомов". С неслышным шорохом песчинки-мгновения соскальзывали в воронку, теперь же сорвались в обвал, и нет силы опрокинуть истекающие часы.

   Но ведь не время! Нет. Девочки ещё совсем малы...

   Мысли, запертые в лихорадочном кольце, беспрестанно возвращались в гибнущий ельник. И метались вокруг забрызганной кровью машины.