Ярем Господень

…Поскольку в Синодальной конторе имелся донос Георгия, а к нему добавился ещё и донос Иосии, и поскольку обе бумаги прочитали скоро, то ведающий московским отделением Тайной С. А. Салтыков немедля направил в Саровскую пустынь солдата для взятия крамольных бумаг, о которых письменно объявил Георгий.

Так началось дело саровских и берлюковских монахов.

5.

Прибежал со двора послушник и едва ли не с порога сполошно закричал:

— Солдат из Москвы штафет привёз. А теперь Дорофея зудит!

Иоанн недомогал: сильно простудился — много ли старому надо! Пахнуло не тем ветерком не в тот бок и вот майся. Разняла хворь: лежал в жару, сухо покашливая, с трудом отозвался:

— Солдат так солдат… Ты кваску принеси — горит нутро. И вот что: сбегай на поварню, пусть солдатику добрый обед сготовят.

Служивый пришёл с Дорофеем. Пронырливые глаза солдата жадно шарили по жилью Иоанна. Он тут же вытащил из-за пазухи плотную бумагу и бойко начал читать. Присано было в Тайной канцелярии. Повелевалось под страхом наказания не чинить препятствий посланцу в досмотре бумаг пустыни.

Опечаленный Дорофей с грустью смотрел на своего первоначальника, ждал слова.

— Ты, Дорофеюшка, покажь всё, до чево глаз посланца дотянется, а меня — увольте, невмоготу.

Дорофей с солдатом ушли.

«Вот сразу и наследил тут, — вздыхая, подумал Иоанн, глядя на лужицу снеговой воды у передней лавки. — Кабы так с нынешним делом: приехал — уехал и всё, и одно только воспоминание. Ан нет, как ещё в душах наследит! А как ждёт та верёвочка, то осело… обратают да и поведут подъяремного».

Бумаг у игумена Дорофея скопилось ещё мало, и досмотр их не отнял у солдата много времени. Дорофей отправил к Иоанну своего послуха, и тот опять с порога едва не прокричал:

— Георгия с Иосией под крепкий караул взяли. В Тайной они, в Тайной!

Иоанн отмолчался. Махнул рукой, отпустил послуха, повернулся на постели — борода упёрлась в тёплую сосновую гладь стены. С горечью думалось: вот и прикатила беда — открывай ворота. Поволокут в Тайную и других… И вытянут из них, что было и не было. А что за ним самим? Да ничего осудного, кроме жадности познания, тяги к постижению любомудрия.

Вместе со всем русским учёным монашеством и священством Иоанн вполне разделял взгляды архиепископа Тверского и Кашинского Феофилакта Лопатинского[62] и архимандрита Псковского Печерского монастыря Маркела Родышевского,[63] бывшего архиепископа Рязанского и местоблюстителя Патриаршего престола Стефана Яворского, написавшего мудрый трактат «Камень веры» противу лютеран… Эти и другие мужи церкви крепко стояли за чистоту православия в России, смело изобличали его явных и тайных противников.

Прибывший солдат с обыском разом поднял в Иоанне давно жившее в нём уже непреходящей болью. Возмущалось нутро: тяжкие времена! Дожили! Не лезут же православные в Европу, в дела других церквей, а на Русь едва ли не с времён Владимира-красно солнышко под разными личинами, а то прямо, нагло, как при Лжедмитрии в Смутное время, прут, чтобы уязвить главную скрепу народа. Вольготно стало иноверцам при Петре Алексеевиче. Вице-президент Святейшего Синода, это бывший католик Феофан Прокопович, так и этак рушит устоявшееся в делах церковных и монашеском быту. Обличил его Маркел Родышевский, что написал книгу «Житие Новгородского архиепископа — еретика Феофана Прокоповича». Маркел служил рядом с Феофаном — нагляделся, наслушался, понял: архиепископ скатился к протестантству. А царь ему благоволил, поставил главой «Ученой дружины…» И вот попираются стяги православия! Коломенский архирей Игнатий, Воронежский — Лев, Ростовский — Георгий отторгнуты от мирян, в опале — сосланы. Феофилакт Лопатинский, лишённый высокого сана, пытан на дыбе и заточен в Выборгскую крепость. Прокопович со своими немцами упрятал Маркела Родышевского в Кирилло-Белозёрский монастырь, а за чтение книги его грозят суровыми карами.

Как велика наглость чужаков! Только и слышно о русском пастыре: суевер, ханжа, лицемер, ни к чему не годный… Сим и царю голову заморочили. Так, просвещали бы шибко учёные, налетные, ан не-ет… Сколько благочестивых, верных православию пастырей заточили в смрадные узилища, в темницах морили голодом, пытали, да и теперь мытарят как хотят. Дошло ведь до того, что и в московских соборах не хватает священников!

Заговорился, забылся, лежа на своей рогознице Иоанн…

А солдат-доглядчик-то тут, в пустыни. Затмила хворь редкую осторожность первоначальника, а чтобы встать да кое-что убрать с полки…

Он отвернулся от стены, было задремал, но по крыльцу послышались знакомые легкие шаги.

Послушник осторожно спросил от порога:

— Авва, солдат приказует открыть церковь, а Дорофей противится…

— Велю открыть. Чево это солдатика в храм Божий повело?

— Кто знает! Неиствует на паперти…

— Отчините двери, может, устыдится воин.

Знал расторопный служивый где и что искать. Давно у фискалов на службе, а потом с крепким наказом из Тайной в Саров погнали.

— Зови двух долгогривых с топорами! — солдат едва в спину не толкал Дорофея. — Борзо, борзо!

Дорофей послал за монахами, те пришли скоро.