Читаем Ярем Господень полностью

Ярем Господень

Князинька, в пёстром просторном халате из восточной камки и в мягких козловых сапожках, кормил у окна диковинных птиц в клетке. Подошёл под благословение, пригласил сесть и сам опустился в покойное мягкое кресло. Умное лицо князя повеселело:

— Я, кажется, уже облегчился: два воза хлебов и круп в твою пустыньку отправил, отче. Ещё за оброком?!

— Премного благодарны, довольствуемся! — Склонил свою голову Иосия. — Дай Бог князь вам и вашему семейству всяческих благ за кормию моих сирых. Я же теперь за советом…

Иосия рассказал с чем пришёл, признался в намерении.

Одоевский повздыхал, поёрзал в кресле, зачем-то стал перекладывать с места на место книги на столе. Мягко укорил:

— Уж если вас, духовных, мир не берёт… Не советую я тебе, отче, идти с бумагой. Ох, эти наши пагубные страсти, как погрязают в них человеки… Как же ты, Осий… Георгий тебе как на духу своё выложил — неразумие зело! Ведь я о чём: боле умирают от языка чем от меча — такое теперь времечко…

Вышел от Одоевского в смятении. Покор князя как не принять. Только Георгий-то выложился и жди ты, берлюковец, повелительного вызова из Синодальной, а там учнут сверять показания, а там сразу вину объявят: почему по сю пору молчал, тебе Георгий своё когда выложил, излил. Ты знаешь, как наказуются за умышленное сокрытие злодейских факций?! Мучился Иосия: Ну, Вейц, ну черти придуманные, а ещё-то что мог купно с ними наговорить этот дурачок?!

Иосия постучал ещё в дом бывшего кабинет-секретаря царя Петра I А. В. Макарова — не худо бы и этого умственного человека послушать. Макаров уже не служил, в это время находился под следствием по какому-то маловажному делу и тяготился этим. К сожалению, бывшего кабинет-секретаря и нынешнего духовного сына Иосии дома не оказалось, а жена его не нашлась что-либо посоветовать монаху.

Кой-как промучился Иосия ночь в Москве.

На всякий случай написал-таки донос на Георгия: Вейц, черти — что-то с головой у Георгия, явно! Помня остерёг князя Одоевского решил начально увидеться с тем же Георгием — хуже не будет!

На подворье Новоспасского, где всегда останавливались саровцы, Георгия не оказалось. Знакомый чернец отправил на Варварку — туда наряжался с утра Георгий, там у саровцев вкладчик жительствует…

Знал Иосия того вкладчика, застал у него Георгия. Закрылись в гостевой комнате настороженно, словно чувствовали, что не разойдутся полюбовно.

Иосия, едва отдышался с дороги или от подступившего волнения, сразу и осудил:

— Зачем же ты со своим худоумием в Синодальную побёг, а?!

Георгий тряс — тоже, знать, от волнения, своей кудрявой бородкой, тонкими казанками пальцев правой ладони пристукивал по столешнице.

— Ты духовным отцом моим назвался, а палец о палец не ударил, чтобы спроворить мне указ о пострижении в монашеский чин. Всё-то жданками кормил. Теперь вот я Иоанна озаботил. Ну, а в Синодальную… Думал, что там умные бороды — послушают, да и простят мне мои прегрешения, отпустят в Саров. Испугались они — розыск начали и теперь, теперь не знаю, что и будет…

Иосия надвинулся через стол на Георгия.

— Лишков наговорил?! Ах, ты простец несчастный! Забыл, что я твой духовный отец… Ты ведь там и на меня наплёл…

Иосия тяжёло осел на стул и дикими глазами смотрел на Георгия. Тот чему-то своему улыбался.

— Отныне ухожу из-под твоего начала… И ты на меня не ори! Я в дворянах ходил! — Георгий резко встал, запахнул шубу и пошёл к двери. — Прощевай!

Схватился за шапку и Иосия. Почти взмолился:

— Ка-ак не мой сын? Не презорствуй, не поднимай во мне зла… Постой, потолкуем, надо нам столковаться!

— Не-еча мне! — Георгий рванул дверь.

Иосия опешил. В голову ударило злое: если он мне в лицо такое… Жалкая душонка, да он в Синодальной столько нагородил… Уже на улице, почти не помня себя, в иступлении, крикнул:

— Слово и де-ело!!![61]

Тут же, будто и впрямь из под-земли, выросли дюжие слуги царские. Один упёрся в грудь Иосии стылой рукавицей.

— На кого указуешь?

Иосия махнул рукой.

— Вона-а от железной калитки монах пошёл…

Георгия схватили. Он не сопротивлялся, не удивился тому, что схвачен.

Один из служивых, тот что постарше, покачал головой.

— Тю-ю… И чево вы, монахи, не поделили — копейку нищенскую… Одумайтесь!

А младший почти радостно закричал:

— Тамо разберутся скоро! — и блажно, на всю улицу заорал: — Сторони-ись!..

Встречные шарахались, прятались в подворотни. Мёрзло скрипели зимние калитки и двери…

— Ты начально в Синодальную нас, — попросил Иосия старшего.