Яркая иллюзия

Потом в окружающей тьме начал нарастать какой-то звук, становящийся все громче и громче, пока у Диксона, в конце концов, не заложило уши. Вдобавок к этому, он ощутил исходящую откуда-то вибрацию. Пульсация и шум быстро усиливались, превращаясь в неконтролируемую какофонию звуков. В кромешной тьме происходила настоящая битва богов, невидимая из-за всепоглощающей пустоты, попросту недоступная взору простых смертных.

Ошеломляющий рев все нарастал и нарастал, пока Диксону не показалось, что голова вот-вот расколется от невыносимого грохота побоища, непостижимого для человеческого ума. Пол, казалось, провалился в небытие, а окружающий мир превратился в черный вихрь, и уже невозможно было понять, где низ, а где верх. В воздухе бушевал настоящий ураган скрежета и дребезжания. Ничего не видящий, оглушенный и не понимающий, что происходит, Диксон покрепче прижал свою любовь к груди и замер в ожидании неизвестно чего.

Он потерял счет времени. Стараясь не обращать внимания на суматоху и кромешный мрак, он пытался предугадать, что случится дальше: победит ли золотистая сущность и сможет ли она сделать так, чтобы Диксон с жрицей были вместе, пускай даже и в загробном мире. Теперь он совершенно спокойно думал о жизни и смерти, так как знал, что жизнь без второй половинки подобна мучительной и долгой смерти. Без прекрасной девушки жизнь Диксона уже ничего не значила, и если она умрет, то и он с радостью расстанется с жизнью, чтобы только быть с ней. Его голова кружилась от безумных размышлений и шума великой битвы, бушевавшей неподалеку.

Казалось, сама вселенная превратилась в оглушающий водоворот криков, сражения и безумия, бурлящий целую вечность. Тем не менее, появилось впечатление, что скрежет и грохот стали постепенно сходить на нет. Звон в ушах постепенно ослабевал, и, судя по постепенно стихающим звукам, битва подходила к концу. Вскоре тьму заполнило безжизненное спокойствие.

ЗАТЯНУВШАЯСЯ ТИШИНА действовала на нервы и терзала уши. В конце концов из темноты донесся громкий и невозмутимый голос. И он точно не принадлежал инопланетному сверхразуму. Речь неизвестной сущности состояла не из слогов, составляющих слова, а из понятных Диксону мыслеформ, передающихся прямо в мозг.

— Моя избранная жрица, — произнес бесстрастный голос. — Неужели ты хотела меня уничтожить?

Диксон почувствовал, как вздрогнуло существо у него в руках, и понял, что оно расслышало вопрос. Он с трудом осознал, что голос, должно быть, принадлежит Илю, — а значит, светящаяся сущность, перенесшая его сюда, пала в бою.

— А тебя, Диксон, — продолжал говорить монотонный голос, — послал мой враг. Ты кажешься мне очень странным созданием, Диксон. Я могу общаться с тобой и видеть тебя только благодаря силам, отнятым у напавшей на меня враждебной сущности. Твой разум для меня сродни хаосу. Какое заклинание ты наложил на мою избранную жрицу? Она больше не повинуется мне!

— Неужели ты никогда не слышал о любви? — громко спросил Диксон.

Вопрос растворился в кромешной темноте, и в воздухе повисла тишина. Диксон ждал ответа, крепко прижав к груди любимую девушку.

— О любви?.. — наконец раздался задумчивый шепот бога. — Нет, я никогда не слышал такого слова. В моей Вселенной нет ничего подобного. Что это такое?

Растерянный Диксон молча попытался сформулировать достойный ответ. Ибо кто на всем свете может дать определение любви? Он мысленно попытался дать понятное объяснение, понимая, что делает это не столько ради бога, сколько ради своей избранницы, пусть она и не могла знать, что такое любовь, и что она значит для него. Когда он умолк, на него снова начала давить гнетущая тишина.

— Итак… — наконец, ответил Иль. — Я понял, что любовь — главенствующий принцип человеческого мира и измерения. Но здесь ее не существует. Какое тебе до этого дело? Любовь возникает между двумя полами вашей расы. А моя жрица бесполая. Между вами не может возникнуть чувство любви.

— И все же я видел ее в облике женщины, — сказал Диксон. — И я люблю ее.

— Ты влюбился лишь в красивый образ, — проговорил Иль.

— Поначалу, может, так оно и было. Но теперь… нет, сейчас все гораздо серьезнее. Возможно, мы чужды друг другу вплоть до структуры материи, разума, мыслей и даже души. Но, в конце концов, это лишь поверхностное сравнение. Объединяет нас только одно — жизнь. Мы живые, одушевленные и свободные существа. Где-то в глубине души находится та самая искра жизни, благодаря которой мы способны по-настоящему любить друг друга.

Когда Диксон закончил говорить, наступила зловещая тишина.

— А ты, моя жрица? — наконец прервал молчание Иль. — Что ты на это скажешь? Ты его любишь?