Читаем Яркие пятна солнца полностью

Помолчали. Нина подошла к окну. В дверь постучали. Нина открыла. В сумерки кочегарки вошла довольно высокая, но очень ладная девушка, светленькая и, кажется, очень хорошенькая. Едва переведя дух, она решительно произнесла несколько энергичных слов, от которых я даже слегка опешил – не ожидал, – а Нина быстро глянула на меня. Заметив меня, девушка коротко кивнула, но, кажется, ничуть не смутилась.

– Пожрать ничего нет? – спросила она, подошла к столику, подвигала чашки, посмотрела на свет бутылку.

Нина щелкнула выключателем. Оказалось, под довольно высоким потолком кочегарки висят две голых электрических лампочки на голых шнурах, горела только одна.

– Там внизу консервы, Юлька, посмотри, – сказала Нина.

Юлька решительно присела, открыла дверцы столика, достала банку. Да, она действительно была очень хорошенькая, красивей даже Наташи. Я с интересом разглядывал ее – так странно контрастировали ее внешний вид и манеры. Что-то ангельское было в ее лице, а фигура казалась удивительно аристократичной – длинные ноги, тонкая талия, в меру высокая грудь, длинная шея. По-моему, она была даже красивей Аленушки.

Нина подошла к ней, и пока Юля ела консервы, о чем-то они переговорили. Наконец Юля встала, потянулась с необыкновенным изяществом и сказала:

– Ну их всех на хрен, Нинка. Пойду прошвырнусь. Приходи тогда, если хочешь.

– Там посмотрим, – сказала Нина.

И Юля ушла.

– Куда она тебя пригласила? – спросил я.

– А, на танцплощадку.

– Я там был вчера, – сказал я.

– Да, там ужасно, – сказала Нина. – Но она не танцевать. Юля в одного джазиста влюбилась.

– Черненький с бородкой?

– Да.

Ясно. Педро-Мигель.

– Он что, руководитель у них, что ли?

– Руководитель. И на ударных. Юля на него каждый день смотреть ходит.

– Смотреть?

– Да. Они ж не знакомы.

– Господи. А она – тоже в техникуме?

– В техникуме.

– Сколько лет.

– Семнадцать.

Ох-хо-хо. На этот раз Нина села на соседнюю койку. Наши колени почти соприкасались. Чуть-чуть, едва слышно, тоненькая мелодийка прорезалась сквозь хаос. Отдельные лучики, проблески засияли. Ну как же, как же в таких случаях быть? Что надо сделать мне? Ведь нельзя ж теперь так вот уныло, ведь жизнь-то идет и столько в ней еще хорошего может быть… Ниночка, милая, подумал я, настраиваясь.

Но в дверь опять постучали. Причем так громко, что я напрягся. Алик? Однако, когда Нина открыла, на ступеньках показалась невысокого роста совсем юная девушка, пухленькая, кругленькая и с совершенно рыжими густыми растрепанными волосами. Видно, она стучала изо всех сил, может быть, даже ногой. Не обращая внимания на меня, она спустилась по ступенькам, подошла к одной из кроватей, бросила на нее сумочку, закрыла ладонями лицо и громко запричитала:

– Зачем, зачем я сюда вернулась, о, господи, зачем! Не могу, не могу больше здесь, дура я, дура!

– Ладно, Олька, тебе, – сказала Нина. – Познакомься вон.

Оля отняла от лица ладони, посмотрела на меня, улыбнулась как ни в чем не бывало, подошла и протянула крошечную пухлую ручку:

– Оля.

Улыбка у нее тоже была какая-то кругленькая, уютная.

– Извините, – сказала она, – я вас не видела.

И она села на одну из кроватей, приветливо улыбаясь и как будто бы ожидая светской беседы.

– Юля на танцплощадку пошла, – сказала Ника. – Тебя с собой приглашала. Пойдешь?

Лицо Оли опять резко изменило свое выражение, сморщилось, она упала лицом на подушку и захныкала:

– Надоело, боже мой, как надоело, Ниночка, милая, не могу больше…

– Есть хочешь? – спросила Нина.

Оля перестала хныкать, села, вытерла слезы, поправила свою огненную копну и сказала:

– Пойду.

Судорожно всхлипнув еще раз, совсем, как ребенок, она встала и молча пошла к двери.

Не успели мы с Ниной перевести дух после ее ухода, как в дверь опять постучали. Нина пошла открывать и долго не возвращалась. Наконец вернулась и сказала, что это приходил Алик, и она выпроводила его.

– Ох, Юра, как он мне надоел! – сказала она. – До чего же привязчивый…

– Я ведь из-за тебя вернулся, знаешь, – сказал я.

– А что же сразу вчера не зашел? – спросила она.

«Да, почему?» – подумал я, но ничего не сказал.

И опять, кажется, начало налаживаться, и уже мелодия зазвучала.

– А ты ждала? – спросил я.

– Вообще-то ждала, – сказала она.

И отвернулась к окну. А я почувствовал, как сердце вздрогнуло и начало набирать быстрый темп. Но, господи боже ты мой, в дверь опять постучали.

На этот раз к нам пожаловал невысокий парнишка, не вполне уверенно держащийся на ногах. Он строго посмотрел на меня, потом на Нину, потом опять на меня и наконец протянул руку:

– Венька.

Я посмотрел на Нину. Она была рада приходу Веньки и как будто бы даже чувствовала облегчение. Когда же Венька широким жестом вытащил из кармана и поставил на стол начатую бутылку водки, я увидел на лице Нины выражение какого-то механического оживления – точь-в-точь как на острове.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза