Яркие пятна солнца

– Да, развитие низкое, – подтвердила жена. И, помолчав, добавила: – Пошли, Володя. Завтра рано вставать…

Они ушли.

Один из художников решительно расстилал постель, другой уже лег и, накрывшись с головой, отвернулся к стенке. Я тоже разобрал постель и лег.

11

Печально мне было, горько. Трудно даже выразить, как. Нина, Аленушка, Юля… Красота Кремля, озера, Серегина удаль, «Славка»… Все это сплавилось в странную смесь, и невозможно было во всем разобраться. Ведь столько вокруг красоты, как будто бы, а вот… Мучительный ком переживаний словно бы застрял в моем сознании и требовал понимания, какого-то действия, но я, ей-богу же, не знал, какого именно. Первоначальное блаженно-созерцательное состояние путешественника сменилось совсем другим, мучительно-размышляющим, но ведь этого мне и так хватает в обычной жизни. И приходили уже мысли, что зря я, наверное, вернулся. Хотел праздника, а вышло… Что же касается Нины, то какая же она на самом-то деле? Уж как-то все в тот длинный день переплелось – невезения прямо свалились, а на самом деле что?

Обстоятельства, они, конечно? Ну, а помимо них? Мы-то сами значим что-нибудь, или одни только обстоятельства? Эти бесконечные перемены в ней… А главное – нелепая моторность в ситуации «бутылка». Можно ли хотя бы в принципе сделать так, чтобы она, Нина, была такой, как утром, как потом в музее и сразу же после него, перед озером и дождем? Хотя бы теоретически можно? И если да, то как?

Утром я просыпался несколько раз, видел серые сумерки за окном, слышал шум дождя и засыпал опять. Мутные какие-то были сны. Наконец проснулся окончательно. О продолжении путешествия не могло быть и речи. Представляю, как развезло обочины шоссейных дорог и проселочные. Я остался один в большом номере – обитатели гостиницы разбрелись кто куда, а Алик так и не ночевал, он, по слухам, уехал в Иваново насчет работы. И я принялся размышлять. Отчего это все-таки происходит? – размышлял я. Неужели обстоятельства так сильны, что мы, люди, перед ними уже и бессильны? Мы часто сетуем, например, на водку. Водка, мол, губит, не пьет человек – человек, а запьет – и нечеловек уж. Но ведь пьют отчего-то люди…

Всю жизнь мне казалось, что путь прямых категорических запретов ошибочен. Ведь человек может справиться со своими пороками только сам, «изнутри», сознательно преодолевая. Сознательно – от слова «знание». Категорический же прямой запрет потому бессмыслен, что он лишает человека возможности познания и даже наоборот – покрывает непознанное этаким загадочным флером, таинственным, очень соблазнительным сиянием. Запрет без объяснения и просвещения – обострение проблемы, а не решение ее. Не случайно же родилась пословица:«запретный плод сладок». Не запрет нужен, наверное, а что-то другое. Что?..

В одном я убежден совершенно – и жизненный мой опыт подтверждал такое неоднократно: не захочет Аленушка одурманивать себя, если поймет, осознает истинную свою красоту, если увидит, что и другие понимают это, не нужны будут ей грубые, скучные удовольствия, если испытает она более тонкие, разнообразные, если почувствует себя сложнее, глубже, в тысячу раз интереснее. Если ощутит, что в ней, как и во всяком другом человеке, – вселенная. И если, конечно, получит возможность – как и всякий другой человек – об этой своей вселенной во всеуслышание заявить, поделиться с другими. Вот и Нина моя… Да, неудачно складывалось у нас, но…

У меня вот как часто бывает. Думаешь о чем-то, ломаешь голову, пытаясь осмыслить – и тут подвернется что-нибудь на глаза или на слух: этакая подсказка мне, бестолковому, этакий отзвук «из центра», волна. И вздрогнешь даже: вот ведь он, ответ. Бывает, это какое-то событие, разговор или прочитанная книга, статья. Иной раз достаточно одного абзаца, а то и фразы или слова даже, поставленного в неожиданном сочетании. И тут как будто бы кристаллизация происходит, рождается решение, мысль. Как говорит восточная мудрость: «Срок настанет – и муравей гонцом придет». Главное, чтобы срок настал. Созреть, значит.

Так и получилось, что когда я обо всем этом думал – по радио была какая-то литературная передача, слова журчали, я привычно пропускал их мимо ушей, но вдруг услышал явственно: «Самым отрицательным человеческим качеством он считал безделье, лень. Очень ценил образованность…» Эта была передача о Корнее Чуковском. В первый момент я еще не понял, как относились эти слова к тому, о чем думал я, но по тому, что я так явственно их услышал и что-то во мне немедленно им откликнулось, ясно было: обязательно относились. Но как?