Яркий закат Речи Посполитой: Ян Собеский, Август Сильный, Станислав Лещинский

Как покажет время, слава к Станиславу все-таки пришла, но то была другая слава.

Некоторое время о короле Станиславе не было слышно, по Польше ходили слухи, что он бежал в Турцию. Объявился же он в Кенигсберге, где неудовлетворенный исходом событий прусский король Фридрих Вильгельм I в соответствии со своей дипломатической позицией предоставил ему для пребывания свой дворец. Сдача Данцига положила конец территориальным притязаниям Фридриха-Вильгельма I, требовавшего от Августа передачи Пруссии Курляндии и Померании. Даже в крестьянской одежде, прячась от чужих глаз, Станислав не терял надежды на успех своего дела и не утратил силы духа. Он часто общался с Богом и верил, что Всевышний его не оставит, о чем свидетельствуют его записки и пространное письмо своей дочери Марии об этом тяжелом периоде жизни. С обычным для него оптимизмом и любезным обращением с окружавшими его людьми он говорил: «Возвращаясь, …я целиком отдаю свою судьбу в руки Провидения…»[219].

Фридрих Вильгельм I принял его по-королевски, все же надеясь выторговать у своего гостя в случае призрачного успеха часть территорий Курляндии или Поморья. Кроме того, в Польше продолжали борьбу многочисленные сторонники Станислава. Воевать с ними приходилось в основном саксонцам, поскольку русские войска стали гарнизонами в Северной и Центральной Польше, а Ласси был отправлен на Рейн в помощь Австрии. Не прекратил сопротивления Адам Тарло, который в начале февраля 1635 года с 6–7 тысячами человек двинулся в Калиш, чтобы соединиться с Лещинским. Несмотря на прибывшие подкрепления саксонцев и поляков, ему удалось добиться определенных успехов в районе Калиша и Познани. Но благодаря поддержке Ласси, который послал к Ченьстохову 12 000 солдат, объединенные русско-саксонские силы разбили в ряде боев Тарло и отряды Радзинского и Загвойского. Вспышка партизанской борьбы имела место и в северных воеводствах, но вскоре тоже была потушена. Ради истины нужно заметить, что воины Станислава большей частью занимались грабежом имущества сторонников Августа[220].

3 октября 1735 года Франция заключила в Вене прелиминарный мирный договор с монархией Габсбургов, в соответствии с которым Версаль признавал Августа III королем Речи Посполитой. При условии отречения Станислава Лещинского от польской короны за ним пожизненно закреплялся королевский титул и передавались герцогства Лотарингия и Бар, которые после его смерти должны были отойти к Франции в качестве приданого его дочери Марии. Зять и наследник императора Священной Римской империи Карла VI герцог Лотарингский Франсуа III в качестве компенсации за Лотарингию получал Пармское герцогство в составе Пармы и Пьяченцы и Великое герцогство Тосканское после смерти последнего из Медичи – великого герцога Джан Гастоне Медичи. Россия согласилась с этим прелиминарным соглашением и присоединилась к Венскому мирному договору от 18 ноября 1738 года, в основном повторявшему ранее оговоренные условия. Война за Польское наследство завершилась.

26 января 1736 года Станислав в очередной раз подчинился судьбе и отрекся от престола Речи Посполитой, а в мае отправился в путь во Францию. После смерти Джан Гастоне Медичи в июле 1737 года он стал герцогом Лотарингии и герцогом Бара, а его супруга Екатерина – герцогиней. Начинался новый виток его бурной и непредсказуемой жизни.

Просвещенный правитель

«Я король поляков, я потерял мое королевство два раза, но Провидение предоставило мне другое королевство, в котором я сделаю больше хорошего, чем все короли Сарматов…»[221], – с таким настроением въезжал новый герцог в свою резиденцию, которую он разместил в Люневиле в 25 км на юго-восток от столицы Лотарингии Нанси. История дала ему время для осуществления своей миссии. Возможно, эта земля представлялась Станиславу миниатюрной моделью Польши, которую он желал видеть помещенной на карту Западной Европы. Лотарингия стала для Станислава единственной ареной его социальной, благотворительной и религиозной деятельности, ареной реализации его архитектурных задумок, своеобразным экспериментом.

В духе эпохи Просвещения Лещинский рассматривал природу в качестве отражения как моральных божественных идей, так и научно структурированного порядка. Для него, решившего стать королем-благодетелем и королем-архитектором, совмещение этих двух ипостасей означало активную деятельность в целях достижения всеобщего добра и счастья своих подданных. В средствах Лещинский не нуждался, получая каждый год 2 миллиона ливров. К тому же, не собираясь тогда вновь вступить в борьбу за польский трон, в 1738 году он продал свои владения Лешно и Рыдзыну графу Александру Йозефу Сулковскому.