Яркий закат Речи Посполитой: Ян Собеский, Август Сильный, Станислав Лещинский

Во времена Лещинского его дворец в Люневиле был центром польско-французских связей, его резиденцию посещали самые известные знаменитости, которых он покорял не только теплым приемом и прекрасным вкусом, но и глубокими мыслями. Кстати, остроумный Вольтер свой приезд в Лотарингию обосновал очень просто: «Вот я и в Люневиле! И почему? Здесь очаровательный дом короля Станислава!» Просветитель прибыл вместе со своей музой и вдохновительницей Эмилией дю Шатле, неординарной женщиной века Просвещения, ставшей членом Болонской академии наук за свои математические и физические изыскания. Станислав разместил их в самых красивых апартаментах своего дворца, путешественники также посетили его летнюю резиденцию в Коммерси. Король тогда стал свидетелем вторгшейся в жизнь Вольтера трагедии: мадам дю Шатле пылко влюбилась в молодого и красивого офицера и поэта Сен-Ламбера. Просветитель ее не только простил, но и горько переживал, когда она, родив дочь от Сен-Ламбера, умерла от послеродовой горячки. Позже в «Кандиде» Вольтер отметил, что «ссылка» Станислава Лещинского в Лотарингию предоставила ему больший масштаб для добрых дел, нежели «обычные махинации» королей воюющей Европы.

Интеллектуальную атмосферу Люневиля также хвалил Руссо, с которым Станислав нередко вступал в острую полемику. Гражданин Женевы часто любил приводить в пример древнегреческого философа Сократа, который, по его мнению, благословлял простоту и выступал против искусств и наук. Станислав поправлял его, что Сократ выступал против злоупотребления науками, но не против наук вообще. Король убедительно доказывал, что роль науки и образования, которые служат людям для познания истины, не должна быть дискредитирована. Прогресс для него – диалектический процесс, состоящий как из непредвиденных опасностей, так и из возрастающих возможностей. Идеал «примитивной простоты» Руссо не подразумевает прогресса, тогда как только истинный философ, находящийся в поисках знания, постигнет тайны природы.

В свидетельствах просвещенных современников Лещинский – мудрый и добрый правитель, монарх-философ, а также чародей, обладавший удивительным талантом совершать неожиданные чудеса. Одним из таких «чудес» было создание прототипа современной «ромовой бабы». Известно, что, помимо разваедения фазанов и карпов, король увлекался гастрономическими экспериментами. В один прекрасный день популярный тогда пирог «кугелькопф» показался ему слишком сухим, и ему пришло в голову окунуть его в токайское вино, которое он очень любил. Получившийся вариант настолько понравился Станиславу, что он решил назвать новый десерт по имени своего любимого героя – Али-Бабы и приказал повару усовершенствовать рецепт. Для приготовления бабы стали использовать тесто для бриошей (сладких французских булочек) с добавлением изюма.

В красивом дворце каждый жил, как хотел, не заботясь о запретах и ограничениях, о которых никто и не думал, а добрый король Станислав меньше, чем кто бы то ни было. «Жизнь человека – игра…», – отмечал он в одном из своих сочинений – в «Рефлексиях». Афоризм Станислава может быть интерпретирован, по мнению польского историка Р. Тыщика, как следствие наиболее мрачной стороны игры жизни, а именно его жизни, но возможен и иной вариант трактовки этого высказывания. Судьба унижала его, заставляла терять и бежать, но эта же судьба хранила его, возвышала и предоставила ему место для успокоения и реализации своих идей. Кроме того, будучи человеком века Просвещения, он воспринимал игру в любом ее виде, в том числе и игру в карты (в Люневиле было много карточных столов, почти столько же, сколько в Версале), как социальный феномен, форму социальной активности. Игра привносила в жизнь разнообразие и давала простор воображению. Станислав не унывал, и в 60 лет, которые он с размахом отметил в 1748 году, он был еще крепок, как в молодости, с хорошим аппетитом как за столом, так и в постели[223].

В отличие от Станислава, его супруга так и не приспособилась к жизни в Лотарингии, скучая по родной Польше. «Добросердечная, домашняя и любившая благотворительность женщина, в то же время достаточно суровая и скучная личность», – так описывали ее современники. Ее тоску усиливало и то, что как только в жизни Станислава наступило спокойствие, у него появилось немалое количество любовниц, чему Екатерина не могла помешать. Фаворитки менялись одна за другой: Екатерина и Анна Мария Оссолинские, Мария Луиза де Линангес, мадам де Бассомпьер, мадам де Камбресс… А с 1745 года у герцога были постоянные отношения с Мари-Франсуазой-Катрин де Бове-Краон, маркизой де Буффлер, которую некоторые злые языки наградили поэтическим, хотя и язвительным именем «госпожа Сладострастие».