Ярмарка в Летарии (ЛП)

— Спасибо, констебль, — сказал Джон, — но в этом нет необходимости. Клод объяснил: — Друг ведет корабль сюда.

Нед выглядел озадаченным. — Кто-нибудь знает, как им управлять?

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошло ослепительное видение. — Я знаю как! — гордо заявила она.

— САРА! — завопил я.

* * *

14. Вишневое цветение

Мы все уставились на нее. Все мы, кроме Мэри-Луизы.

Вероятно, я был первым, кто понял это. Сару, как груду безнадежного хлама, бросили в мусорный бак на штрафстоянке, и Мэри-Луиза почти всю прошлую ночь восстанавливала и одевала ее. А потом потратила еще несколько минут на перезарядку резервуара с мятным маслом и настройку двигателей космического корабля. Вот, почему она не могла встретиться со мной в архиве до раннего утра. Но к чему все эти усилия с Сарой? Была ли она полна решимости исправить повреждения Джона-Клода до их отъезда? Логично. Но я чувствовал, что есть и другая причина, и что до конца дня мы узнаем гораздо больше.

Но вернемся назад. Я помню, что, когда Сара была раздавлена, на ней была белая блузка, серый пиджак и простая юбка в тон (с разрезом на левом бедре - скромное свидетельство ее профессии). Действительно, в те несколько раз, когда я видел ее в прошлом, она носила что-то одинаково тусклое и ненавязчивое. Так что теперь контраст прошлого и настоящего был поразительным.

С помощью тканей и косметики Сара действительно превратилась в свое полное имя Сакурако, - «Цветущая вишня». Мэри-Луиза одела ее как прекрасную гейшу.

Мягкая белая синтетическая кожа покрывала ее тело из нержавеющей стали. В качестве нижнего белья она надела красное шелковое кимоно, а поверх него - великолепное черно-пурпурное шелковое кимоно, расшитое изображениями форели и насекомых, символизирующих лето. Затем широкий оби - пояс, обернутый вокруг талии и завязанный в квадратный узел на пояснице, и все это удерживалось на месте тонким красным шнуром.

Она направилась ко мне семенящими шагами. Носки с раздвоенными пальцами прикрывали ноги, которые естественно и элегантно втискивались в высокие деревянные башмаки и были периодически видны.

Вся эта жидкость, струящаяся и струящаяся по ткани, была ошеломляющей, но ее лицо было по-настоящему сногсшибательным. Она была выкрашена в обжигающе белый цвет, «пчелиные» губы были ярко-малинового цвета, а глаза и брови были подведены красным и черным цветом.

А волосы! Великолепная масса черного профиля, очевидно, покрытая лаком, чтобы удерживать его в высоком шиньоне.

Тут я украдкой взглянул на Мэри-Луизу. Выражение ее лица было изменчивым. Сначала лукавое веселье, потом удовольствие от нашей реакции на «ее» работу. В частности, она, казалось, наблюдала за мной. Совершенно ясно, что она знала, и знала ранее, как я отношусь к Саре. Но это было только частью всего. Я чувствовал, что впереди еще много чего, гораздо большего.

Сара встала передо мной. Мгновение она изучала мое лицо. Затем грациозно опустилась на колени и склонила голову.

— Сара, — сказал я, — в этом нет необходимости. Пожалуйста, встань.

Она сделала это. — Господин, теперь я принадлежу вам. Я рада служить вам. О чем вы просите меня?

Я закрыл глаза, и стал молиться об ответе. — Сара, теперь ты свободна. Ты принадлежишь только себе.

— Свободна? Я не понимаю. На протяжении всей моей жизни другие говорили мне, что делать. Всю мою жизнь бароны держали меня в строгом плену. Для них я заработала много денег. Если на то будет ваша воля, Уильям Уитмор, я могу продолжить это для вас.

— Хватит, Сара. Твоя жизнь принадлежит тебе. Ты можешь уйти, можешь остаться, как тебе будет угодно. Что бы ты хотела делать? Возможно, мы сможем помочь.

Она, казалось, отражала. Белый грим на ее лбу слегка сморщился. — Я думаю, мой господин (данна), что хотела бы навсегда покинуть карьякай - мир цветов и ив. Ее ясные серые глаза впились в меня. — Мне было бы очень приятно, если бы мой хозяин никогда больше не продал мое тело.

— Будет так, как ты пожелаешь. Твое тело принадлежит тебе.

— Мой господин великодушен. Могу ли я продолжать говорить то, что доставит мне удовольствие?

— Конечно.

— Я хотела бы переехать в дом моего господина. Там я могу быть очень полезна, потому что умею готовить, убирать в доме, стирать, ходить в магазины. (Теперь она говорила торопливо). — Я играю на сямисэне. Я искусна в постели и языком могу завязать вишневый стебель в узел...

Я торопливо откашлялся. — Сара!..

Она озадаченно посмотрела на меня. — Мой господин недоволен?

— Нисколько. Просто…

— Или, может быть, я могу помочь в вашем офисе? Я могу регистрировать документы, я могу работать на компьютере, я могу отвечать на звонки, записывать сообщения. Я могу подать документы в суд. Я могу работать у вас клерком шесть лет, потом стать младшим адвокатом и работать с вами.

Она пристально посмотрела на меня, и я мельком увидел Сару в полном облачении, выступающую перед ошеломленным судьей Клоуком и вытаращенными глазами двенадцати присяжных.