Ярое око

...Но сейчас, слушая песню войны, ощущая знакомый прилив сил, Субэдэй, как и Джэбэ, желанно присоединил к звучным голосам свой сиплый голос. И вот они уже все вместе, как одно сильное сердце, которое пульсирует в такт и ударами гонит кровь по жилам огромного хищника, заученно повторяли припев мрачной и торжественной песни:

Вперёд, вперёд,
Крепконогие кони!
Вашу тень
Обгоняет народов страх...
Мы не сдержим, не сдержим
Буйной погони,
Пока распалённых
Коней не омоем
В последних
Последнего моря волнах...

ГЛАВА 13

Савка безбожно стегал жеребца плёткой. «Ты сокольничий, а не постельничий! Не будь размазнёй, постиг? Вот и лети в Галич, яко кречет. Разбейся, ан достань мне к сече Ярое Око!» Эти речи калёным тавром выжглись в памяти Сороки. Вот и летел он сломя голову о двуконь, через каждые «осемь» вёрст меняя седло.

...День и ночь пронеслись пёстрой лентой; с краюхой хлеба, глотком родниковой воды да горстью мочёной морошки. Княжеские кони борзы и ретивы, только что не крылаты. Они несли стремительно, широким завидным махом. Карминовый плащ парусом хлопал за спиной, ветродуй вышибал слезу. Савка привычным жестом уравнивал меж пальцев вырывающиеся двойчатые поводья, не давая быстроногим излишнюю слабину.

Вот уж и Чёрный Остров, и Любары с колдовскими падями позади... Впереди Чуднов, а там, ежли чёрт не встрянет да лешак не попутает, и до Киева рукой подать. Кони без устали молотили по шляху, но вот крест, Савке дорога до Галича показалась вдвое короче. Оно и понятно: в Киеве — князь, а в Галиче — Ксения любая дожидалась. Одной ею и жил Сорока, обмирал сердцем при одном воспоминании. Только подумает о ней, пригожей, — голова кругом, а перед мысленным взором уж сверкнёт камышовая зелень глаз, искрящаяся, как изумруд... А под коралловой каймой приоткрытых губ виден жемчужный проблеск плотных зубов.

* * *

...Ксения меж тем и вправду расцвела всем на загляденье. К своим семнадцати ведала все бабьи премудрости; мамками да тётками обучена была: куда нитку златую вдеть, куда серебряну, а где и простой стежок положить; знала посадская девка, из чего и с чем знатного пирожка испечь, как чинно по двору пройти, и на всё-то она мастерицей сделалась, всё в её белых руках спорилось.

От женихов отбою не было... Только всё зря да без толку. Жениться — то не вшу ногтем раздавить, не гопак сплясать! Ксения была неприступна, на одного лучникова сына Савку Сороку заглядывалась. Да и он с неё глаз не сводил. Словом, перешиб всех ухажёров сокольничий, хотя с локтями в женихи не лез.

— Чудно!.. И за шо сему Савке безродному така красота достанется?

— У нас руки тоже будто не из заду выросли!..

— А на бобах-то — мы! — шипели защемлённые завистью женихи. Имелись и такие, кто не против был извести, изурочить Савку, да боязно, рисково... Савка стебанёт в зубы — мало не покажется! Медный кулак его многие знали, но не это препоной было! Нашлись бы и покруче него кулачные битки. В другом собака зарыта была... Сам князь Мстислав Галицкий благоволил к парню; а вскоре за расторопность, ловкость, ратную выучку и верность взял его Удалой на свой княжий двор да и сделал сокольничим. Тут и сказке конец — кто супротив князя пойдёт, кто осмелится? Княжий двор — не ночлежка, слово Мстислава — кремень, гнев — огонь, да и дозор его суров — шуток не любит!

На этом отступились злые завистники, махнули рукой, хотя жаба их ещё долго давила:

— Вот тебе, киска, сметаны миска... Дуракам издали везёть! Ему бы на печи сидети да с клопами золу пересыпати.

— Да будя, Евсей... Не полцарства теряем. Знати, выше головы не прыгнешь. Тятька мой гутарит: «Богу молись, а чёрта не гневи». Видать, судьба наша, хлопцы, на других дворах своё женихово счастье искати.

— Да нехай Савка окольцуется с Ксюхой... Могёть, нас Бог оберёг? Та тоже... та-а ишо стерва-а... У-у, яшшурица в юбке! Шустра больно. Ну, ну-у!..

* * *

Однако Савка о сём и не печалился. Не пристало княжескому слуге кунявкать да тютькаться с пересудами, лаяться с посадскими псами. Завертела его любовь да звонкая княжья служба. Кречеты, сокола... кони лихие, охоты дикие да прочьи забавы боярские! Князь Мстислав Мстиславич грозился взять его в поход против дерзких ляхов. «Это ли не честь?! Это ли не служба?!» Держал подо лбом Сорока и то, что пустое занятье — искать в мирном бытии счастья ратного. Надёжная слава без крови не бывает. А потому рад он был своему первому боевому крещению с татарами, когда пытал охотную удачу для княжеского стола с добытчиками за киевской заставой Печенегская Голова.

Позже не раз вспоминались ему слова зверобоя Василия:

— С почином тя, Савка! Вот тоби и щагол желторотый! Гляди-ка, як ссадил татарев стрелой! Молодца-а, яко тетеревов. А ну руби поганому башку, да в суму. В Киев свезём на погляд... Домой опосля снесёшь. Вдвоём-то вам... аха-ха-ха-а!.. веселей вечерять будет.

— Да он... ишо живой, дядя...